Бумажная девушка
Шрифт:
— Их оправдали!
Разговоры стихают, отовсюду несется страшная ругань. Возмущение и ненависть буквально наполняют читальный зал. В моем районе большинство населения черные. Я понимаю, что беда не за горами и лучше всего сейчас же вернуться домой. Известие о вердикте разносится со скоростью света. Воздух наэлектризован, все раздражены. Полиция, конечно, не впервые злоупотребила полномочиями, да и судебные процессы черные нечасто выигрывают, но тут была видеозапись, а это все меняет. Вся планета видела, как четверо распоясавшихся полицейских избивали несчастного. Более пятидесяти ударов дубинкой и десяток пинков ногами обрушились на закованного
Я возвращаюсь домой, насыпаю себе кукурузных хлопьев и включаю телевизор. В разных частях города начинаются бунты. Я вижу первые кадры того, что в ближайшие три дня станет повседневной жизнью: грабежи, пожары, столкновения с полицией. Все полицейские участки в районе улиц Флоренции и Нормандии разгромлены. Подозрительные личности разбегаются в разные стороны с коробками еды, украденной в магазинах. Другие толкают перед собой тележки из супермаркетов с диванами и бытовой техникой. Власти призывают к спокойствию, но их никто не слушает. Честно говоря, мне это только на руку…
Я вытаскиваю из радиоприемника свои накопления, хватаю скейтборд и мчусь к Маркусу Блинку.
Маркус — мелкий хулиган, довольно «безобидный». Он не принадлежит ни к какой группировке, а промышляет перепродажей левака и оружия и барыжит травкой. Мы вместе учились в младших классах. Он неплохо относится ко мне, потому что я пару раз помогал его матери заполнять документы, необходимые для получения пособия. На улицах творится нечто невероятное, преступные группировки воспользовались хаосом, чтобы свести счеты с другими бандами и с полицией. Я отдаю Маркусу двести долларов, а он раздобывает мне «глок-22». В это сраное время купить пистолет в неблагополучном районе не составляет труда: продажные копы пишут заявление о пропаже табельного оружия, а потом загоняют его. Еще двадцать долларов, и у меня в руках обойма из пятнадцати патронов. Провернув дело, я возвращаюсь домой. Тяжелый металлический предмет оттягивает карман.
Ночью мне не спится. Я думаю о Кароль. Меня гложет одна мысль: раз и навсегда положить конец ее мучениям. Воображение — мощное лекарство, но оно не излечивает окончательно. Мои истории позволяют ей на несколько часов сбежать в иллюзорный мир и забыть о ежедневной моральной и физической пытке. Но этого недостаточно. Давать простор воображению — временная мера, все равно что принимать наркотики или напиваться, чтобы забыть о нищете.
Ничего не поделаешь: рано или поздно реальная жизнь берет свое.
На следующий день банды, радуясь безнаказанности, берутся за дело с новыми силами. Вертолеты с тележурналистами постоянно кружат над городом, транслируя в прямом эфире то, что творится в осажденном Лос-Анджелесе: грабежи, драки, объятые пламенем дома, перестрелки между силами правопорядка и бунтовщиками. Все репортажи свидетельствуют о дезорганизованности и недееспособности полиции, которая наблюдает за беспорядками, не в силах остановить их.
Количество убитых растет, мэр объявляет журналистам о введении чрезвычайного положения. Власти собираются установить комендантский час и привлечь к решению конфликта солдат Национальной гвардии. Плохая идея: обитатели неблагополучных районов понимают, что халява скоро закончится, это подстегивает грабителей.
У нас больше всего пострадали заведения, которые держали азиаты. В то время напряженные отношения между черными и корейцами достигли своего апогея, и во второй день бунта большую часть магазинчиков, минимаркетов и винных лавочек, принадлежащих корейцам, разгромили и обчистили при полном попустительстве полиции.
Скоро полдень. Я уже час сижу на скейте у лавки отчима Кароль. Утром он с риском для жизни открыл магазин, очевидно надеясь, что его не постигнет печальная участь других торговцев. Но теперь, видимо, струхнул и собрался идти домой.
Тут я выхожу из засады.
— Помочь, мистер Альварес?
Он не боится меня. Мы давно знакомы, к тому же я внушаю людям доверие.
— Давай! Помоги убрать коробки.
Я беру по одной в каждую руку и заношу внутрь.
Это жалкий продовольственный магазинчик, каких в районе десятки и где продают в основном продукты первой необходимости. Скоро их вытеснят растущие как грибы «Уолмарты».
Крус Альварес — латиноамериканец среднего роста, мощного телосложения и с квадратным лицом. Людей с такой внешностью часто можно увидеть в кино на третьих ролях, обычно они играют сутенеров или владельцев ночных клубов.
— Я всегда говорил, однажды эти чертовы…
Не договорив, он оборачивается и видит направленный на него «глок-22».
В магазине пусто, камеры нет. Нужно только нажать на курок. Мне не хочется ничего говорить, даже «Сдохни, грязная скотина». Я пришел не вершить правосудие, а привести в исполнение приговор. В моем поступке нет ни желания славы, ни героизма, ни храбрости — я просто хочу избавить свою подругу от мучений, а это единственный возможный способ. Несколько месяцев назад я втайне от Кароль написал анонимное заявление в социальный центр планирования семьи, но это ничего не дало. Потом отправил письмо в полицию, но делу не дали ход. Я уже не понимал, где добро, а где зло. Я не верю в бога и уж тем более в судьбу. Я знаю только, что мое место здесь и надо сделать всего одну вещь — нажать на курок.
— Том! Что на тебя наш…
Я подхожу, чтобы выстрелить в упор: во-первых, боюсь промазать, во-вторых, хочу использовать только одну пулю.
Выстрел.
Его голова взрывается, окропляя кровью мою одежду.
Я один в магазине. Один во всем мире. Ноги не держат меня. Руки, как плети, висят вдоль тела и дрожат.
«Беги!»
Я подбираю гильзу, вместе с пистолетом кладу в карман и бегу домой. Принимаю душ, сжигаю одежду, стираю с пистолета отпечатки пальцев и выкидываю в урну. Гильзу я решаю сохранить на случай, если кого-то обвинят в убийстве. Но хватит ли у меня смелости сдаться полиции?
Этого я никогда не узнаю.
Бретань
Плогоф — мыс Ра
— Я никому не рассказывал о том, что сделал тем утром, просто жил с этим.
— А что произошло потом? — спросила Билли.
Мы снова улеглись на диван. Я повернулся спиной, она обвила рукой мой торс, а я держался за ее бедро, как за спасательный круг.
После того как я рассказал эту историю, на душе полегчало. Билли понимала меня и не осуждала, а в большем я и не нуждался.