Бумажные самолёты
Шрифт:
– Но Итану не всё равно, – жаловалась я.
Идиотка. Даже тогда я любила его больше себя.
Глава 6
Каролина
Я сбавляю газ, когда впереди вырастают первые портальные краны. Они тянутся вдоль всего побережья до колеса обозрения в Санта-Монике, словно отделяя город железной стеной. Пена брызжет во все стороны, когда волны разбиваются об опорные
Я специально заехала сюда, чтобы вспомнить наше с Джорджем первое свидание. Я как будто слышу, как в одном из кафе над прилавком кряхтит старенький телевизор: …К вечеру температура в Лос-Анджелесе опустится до 55 градусов по Фаренгейту. Ветер умеренный, семь-восемь метров в секунду, относительная влажность… На экране появляется сделанная с космоса фотография Калифорнии, на которую надвигается циклон. Ветер уже без труда гнёт пальмы, волны прибивают к берегу рыбацкие лодки, словно бумажные корабли, в бухте стоит дикий скрежет. Несмотря на то, что до вечера ещё далеко, Лос-Анджелес давно горит, как маяк. Даже в популярном кафе-мороженом, куда мы с Джорджем заехали переждать непогоду, почти никого нет. И вот мы вдвоём – влюблённые и беззаботные, готовые раствориться друг в друге, словно два кубика сахара.
Как давно это было? Как давно мы любили друг друга по-настоящему?
В отличие от Санта-Моники, родной район встречает меня тишиной и безмятежностью. После заката только ветер продолжает гулять по улицам, шурша листвой и напоминая, что минуты всё ещё куда-то бегут. Я плавно подъезжаю к дому, который светится в темноте, как новогодняя ёлка, и ставлю машину на ручник. «Веди себя естественно», – напоминаю я себе. Но как, если я уже привыкла притворяться? Рёв мотора затихает, и я слышу, как за забором скачет Молли.
Она бросается мне на руки, стоит только приоткрыть калитку. Её тёплое дыхание согревает шею, а пушистая шерсть напоминает одеяло. Молли тычется мордочкой в мою грудь, лижет щеку и скулит, как будто мы не виделись несколько дней, хотя всего пару часов назад, после обеда, мы с Майком играли с ней в мячик. Я прочитала в Интернете, что собаки прекрасно знают, что мы чувствуем, а Молли, судя по всему, не на шутку распереживалась. Может, всему виной моё быстро колотящееся сердце?
На ум приходит случайное воспоминание: пару месяцев назад мы с Натали Смит пили чай в нашем саду и думали, что подарить Эмили на день рождения. Мы все знали, что она мечтала о собаке, мечтала просыпаться на рассвете и гордо выводить «свою Поппи» на прогулку. Правда, Эмили не хватало, как бы это сказать… немного ответственности, поэтому на очередное «хочу» своей дочери миссис Смит отвечала категорическим отказом.
– Ты знаешь, Кэрри, за питомцами тяжело ухаживать, – рассуждала она. Тогда я ещё не призналась, что лично меня
Эмили обиженно выпалила:
– Мама преувеличивает, миссис Уилсон. Корги намного меньше вашей колли.
В саду вдруг сразу стало тихо. Молли, которую Майк вычёсывал вместе с Эмили, перевернулась на другой бок и поджала уши. Мы удивлённо уставились на них. Знаю, Майк бы никогда не подслушал чужой разговор, но Эмили держала ухо востро на случай, если миссис Смит «снова начнёт преувеличивать». Она сама позже рассказала мне это. И, как ни странно, в тот раз ей удалось поймать её с поличным.
А Эмили явно было, что сказать:
– Это всё из-за мамы. Она считает, что содержание собаки обойдётся нам слишком дорого, поэтому и не хочет, чтобы я её заводила.
Натали подавилась чаем и, громко откашлявшись, извинилась и опустила чашку на столик. Её щёки покраснели, и нам всем стало ясно, что Эмили попала в яблочко.
– Нет, дорогая, – резко ответила она. – Это не из-за меня, и мы с тобой уже говорили на эту тему, помнишь?
Эмили свела брови.
– Нет, не помню, – она встала, отряхнула коленки и сложила руки на груди. Она всегда делала так, когда злилась. – Ты опять врёшь.
– Эмили, – прошипела миссис Смит так, что Молли подскочила и в страхе понеслась прочь. Если честно, тогда даже мне захотелось где-нибудь спрятаться. – Прекрати сейчас же. Обсудим это, когда вернёмся домой.
Эмили заставила себя снова опуститься на траву, но я видела, каких усилий ей это стоило. Она злобно смотрела на Натали, пока та как ни в чём не бывало продолжила болтать со мной о трудностях содержания домашних животных, и крепко сжимала подол своего платья.
Вот, кто отлично чувствовал фальшь.
Вот, как надо сражаться за правду.
Я до последнего не хотела опускать руки. Даже когда Эл решил закрыть дело за неимением доказательств и признать случай Эмили самоубийством, я продолжала настаивать на расследовании. Кто знает, сколько ещё свидетелей прячется в городе, скрывая правду? Кто знает, как именно алкоголь попал в кровь Эмили?
Это меня и раздражает: ты никогда не можешь быть уверен в работе, где от каждого требуется предельная честность. На десять правд всегда приходится минимум одна ложь.
Поднимаясь на крыльцо, я краем глаза замечаю мерцание телевизора в гостиной. Мне становится дурно от одной мысли о холодном душе, десятитысячного сеанса «Форсажа» и вымученного «спокойной ночи». Не могу поверить, что когда-то прекрасная семейная жизнь встала у меня поперёк горла. Мне говорят, что это неправильно, что я не умею ценить мелочи, которые и делают наш брак особенным. Но что, если единственная особенность твоего брака, – это навязчивая мысль: «Что, если бы всё было иначе?».