Бумажный Тигр 3

Соловьев Константин Анатольевич

– Пожалуй, болезненно для самомнения, - согласился Лэйд.

– Смертельно болезненно! Розенберг собирался покинуть «Биржевую компанию Крамби», раз уж та потеряла приставку «Олдридж». Но не успел.

– Он собирался уйти?

– Не уйти, - Лейтон хищно осклабился, - Уйти с достоинством позволительно человеку с чистой совестью. Он собирался бежать. Как трус, под покровом ночи. Что, удивлены? В его письменном столе лежит письмо, в котором он пишет о том, что намеревается вернуться на родину предков, в Германию. Письмо – и билет на пароход, отплывающий из Нового Бангора через два дня.

Он готовил бегство, Лайвстоун! А человек, готовый бежать и испытывающий презрение к людям, на которых работает, может, пожалуй, на секунду задержаться перед шлюпкой, чтобы поджечь напоследок запальный шнур, а?

Лэйду вспомнилось тяжелое лицо Розенберга. Его манера без всякой необходимости поправлять очки, кажущиеся маленькими и хрупкими на фоне его грубых, выточенных из камня, черт. Его револьвер, который он держал под рукой, в ящике письменного стола.

– Пусть Розенберг не демонолог, - Лейтон внезапно поднял голову, впившись в Лэйда взглядом, - Но он достаточно умен, чтобы заручиться помощью демонолога, разве не так?

Да, подумал Лэйд, достаточно. Может даже, сверх того. Розенберг знал, что компания обречена и не собирался уходить на дно вместе с ней. Вот почему он заперся в своем кабинете, предпочтя карантин любым другим действиям. Он никому из них не доверял. Он просто хотел сбежать.

– Кажется, вы неплохо запаслись по теоретической части, - пробормотал Лэйд, - Против каждого подготовили обвинение. Наверняка и мисс ван Хольц не забыли, а?

Тонкие перекошенные зубы Лейтона тихо скрипнули.

– Не забыл, уж будьте покойны. Мисс ван Хольц из тех людей, которых забыть не проще, чем сифилис.

– Какой же у нее мотив желать зла Крамби и его детищу?

– Один из самых древних, известных человечеству. Досада отвергнутой женщины.

Лэйд вспомнил раскосые глаза мисс ван Хольц. Оглушенные опием, потемневшие от усталости, горящие яростью, они все еще выглядели лукавыми и серьезными одновременно. Удивительные глаза.

– Но ведь вы сказали…

– Что мисс ван Хольц оказывала внимание всем членам оперативного совета? Так и было. По очереди и по взаимной договоренности. Но неужели вы думаете, что именно к этому она стремилась, переступив порог «Биржевой компании Крамби»? Что в мире существует женщина, стремящаяся к такой участи? Нет, Лайвстоун, ей нужны были не они. Ей нужен был Крамби. Весь и без остатка. Он и принадлежал ей какое-то время, но слишком недолго.

– Они были… любовниками?

Лейтон встретил смущение Лэйда понимающим смешком.

– Сложно представить, не так ли? Но действительно были, месяца три или четыре. Этот роман длился не очень долго, но жара, выделенного им, было достаточно, чтобы расплавить все три этажа этого здания. Мистер Крамби – джентльмен, но он не собирался обзаводится семьей так рано, кроме того, у него беспокойная, непоседливая душа, все постоянное ему претит. Заметьте, он не избавился от нее, как избавляются от надоевшей игрушки. Напротив. Щедро одарив, оставил в своем кругу, позволив ей обустраивать свою судьбу как заблагорассудится.

– И мисс ван Хольц охотно воспользовалась этой возможностью, - пробормотал Лэйд, - Окружив своей заботой весь оперативный совет.

– Многие на ее месте были бы

вполне счастливым подобным положением. Многие, но не мисс ван Хольц. Она честолюбива, Лайвстоун. Честолюбива и крайне опасна. Она не носит в ридикюле ни отравленных дротиков, ни шелковой удавки. Ей это ни к чему. В ее арсенале – тысяча масок, и пользоваться ими она умеет в совершенстве. Маска оскорбленной невинности, маска дамы в беде, маска сломленной страдающей женщины, обреченной на равнодушие окружающих… Ее масок хватит, чтоб обеспечить реквизитом театральную труппу полного состава, но будет трижды проклят будет тот, кто позволит ей себя обмануть.

– Вы думаете, в глубине души она может лелеять месть Крамби?

– Не будьте дураком, Лайвстоун, - устало посоветовал Лейтон, - Только поэтому она здесь и находится. Мисс ван Хольц уже заработала достаточно денег, чтобы позволить себе не работать до конца своих дней. Заверяю вас, в орбите ее притяжения находится достаточно богатых мужчин, расположением которых она вольна пользоваться. И женщин, пожалуй, тоже. Да и ее собственных средств, скопленных щедротами богатых покровителей, достаточно, чтобы не думать больше о заработке. Но вместо этого она как ни в чем ни бывало каждое утро является на службу, чтобы выполнять обязанности машинистки, стуча по клавишам печатной машинки за пять шиллингов в неделю. Или вы думаете, ее прельщает рождественская премия в виде коробки шоколадных конфет?

Лэйду не хотелось размышлять о мисс ван Хольц и ее сокрытых мотивах, эти мысли отчего-то вызывали у него что-то вроде душевной изжоги. Но Лейтон, кажется, оседлав своего конька и наслаждаясь покорностью собеседника, готов был болтать без конца. Надо бы спросить его о чем-то дельном, подумал Лэйд. О пропавших запонках мистера Олдриджа, хоть я сам не знаю, за каким чертом за них зацепился. О том, какими судьбами Крамби заполучил свою жалкую долю в предприятии. О том, что за странная смерть произошла здесь полвека назад, когда «Биржевая компания Крамби» еще была благопристойным семейным пансионом…

– Значит, думаете, у нее была причина желать этого?

– Да! – почти торжествующе выкрикнул Лейтон, - Вы не понимаете? Она ждет! Она желает видеть, как Крамби сходит в ад – и продаст собственную бессмертную душу за место в первом ряду, чтобы увидеть все детали! Если она сумела произвести на вас иное впечатление – поздравляю, вас обвели вокруг пальца.

Лэйд кивнул.

– Неплохо. В самом деле, неплохо! Кажется, вы никого не забыли.

Лейтон склонил голову. Точно пианист, исполнивший сложную увертюру и наслаждающийся благодарностью публики.

– К вашим услугам. Именно за это качество меня ценил покойный мистер Олдридж. «Вы непревзойденный хирург, Арльз, - бывало, говорил он мне, - Вы мой Макьюэн[8]! Мой Купер[9]! Вот только в отличие от этих уважаемых джентльменов вам не требуется набор пил и ланцетов, чтоб обнажить человеческое естество!»

– У вас ведь и на счет меня есть теория?

– Простите?

– Не хотите ею поделиться со мной? Впрочем, виноват. Это невежливо с моей стороны. Наверняка вы приберегли ее для других собеседников – чтобы заручиться их расположением и поддержкой. Мне даже досадно, что я не смогу ее услышать.