Бумажный Тигр 3
Шрифт:
Но тварь не собиралась прыгать на него, она даже не изготовилась к атаке. Вместо этого она судорожно билась в углу, царапая стены своими страшными шипами и сдирая в клочья обои. Этих шипов в ее теле было столько, что едва ли она была способна прикоснуться лапой к собственному телу, не поранив его. Сотни, тысячи колышущихся стальных пик, издающих при движении тот самый дребезжащий шелест, что он услышал. Металл. Иглы были не хитиновыми и не костяными, а из самой настоящей стали. Полированной, тускло блестящей. К этому звуку примешивался негромкий треск, но Лэйд счел за лучшее убраться, издавая
И глухо выругался, потому что ничего другого ему не оставалось.
Не чудовище. Человек. Точнее, что-то, что еще недавно могло бы им считаться. Но сейчас…
Лэйд мысленно прочитал краткую молитву Рангинуи, хоть и не верил в полинезийских богов – надо было занять хоть чем-то судорожно скачущие мысли.
В этого человека вогнали по меньшей мере несколько сотен игл, превратив его в подушечку для шитья. Вогнали недостаточно глубоко, чтоб умертвить, но достаточно для того, чтобы причинить ему немыслимые мучения. Хрипя и захлебываясь собственной кровью из вспоротого горла, он бился в углу, но движения его, напугавшие Лэйда, кажется, уже не были в полной мере осознанными, вступив в стадию агонии.
Одежда на нем превратилась в лоскуты, в пропитанное кровью рубище, почти не скрывающее страшно разбухшую плоть, поросшую иглами. Каждая его пора, пронзенная сталью, кровоточила, каждый дюйм тела, пронзенный десятком миниатюрных копий, дрожал. Лицо превратилось в повисшую на остриях маску из кожи, рот – в пришпиленную к рычащему черепу изорванную в лохмотья улыбку.
Он кричал, насколько позволял ему проткнутый в дюжине мест язык и хлюпающая, истыканная шипами, глотка. Но крик его уже затихал и только резкое хрипящие дыхание порванных легких указывало на то, что запасы жизни в этом несчастном теле скоро истекут без остатка.
Должно быть, яркий гальванический свет на миг привел мученика в чувство. Он захрипел, выгибаясь дугой, царапая пол, и рефлекторно прижал руки к груди, пытаясь вытащить пучок игл из гортани. Не замечая, что его руки, усеянные шипами и превращенные в орудия пытки, еще больше рвут и калечат его тело. Но самым страшным было не это. Самым страшным был треск, который Лэйд внезапно отчетливо разобрал. Треск вроде треска старой ткани или…
Человек-еж заверещал, неожиданно широко раскрыв рот и сделалось видно, что иглы торчат у него не только между зубами, но и в нёбе. Хруст и…
Лэйду захотелось опрометью броситься прочь.
Сразу в нескольких местах кровоточащая плоть умирающего забурлила, под лохмотьями вспухли отчетливые, с кулак размером, фурункулы. Которые мгновением позже лопнули с тихим треском ткани и кожи, раскрывшись соцветиями из сверкающих шипов. Умирающий, кривя рот в своей страшной не сходящей улыбке, тщетно пытался сдержать их рост, прижимая унизанные шипами руки, не замечая, что кожа на его теле исполосована до такой степени, что скоро станет слазить клочьями…
Это были не иглы. Это были металлические пишущие перья, растущие из его тела, медленно разрывающие плоть. Тысячи, десятки тысяч металлических перьев.
Лэйд
Ах, черт…
***
Следующие несколько кабинетов Лэйд, сцепив зубы, миновал быстрым шагом, едва осветив фонарем. Человек-еж мог быть не единственной дьявольской шуткой демона, неизвестно, как он обошелся с прочими, оказавшимися в его власти.
Пусты. Благословение Господу – пусты.
Но уже в следующем он сделал еще одну отвратительную находку. Эта была лишена шипов, но оттого выглядела не менее жутко.
Лэйд едва не вздрогнул, когда луч фонаря внезапно разбрызгал вокруг себя целый сноп искр, ослепив его на миг. Осколки, сообразил он мгновением позже, немного проморгавшись. Целая груда чертовых стеклянных осколков прямо на полу посреди кабинета. Какой-то разиня, какой-нибудь проклятый деловод, попросту разбил вазу для цветов и поленился убрать. Или ему уже было не до того. Но…
Не бывает ваз для цветов таких размеров, мрачно известил его голос, идущий от тех сырых низовьев души, где располагается все самое дурное и мрачное. Посмотри сам. В этой вазе должно быть по меньшей мере пять галлонов! Даже существуй подобные, едва ли мистер Крамби позволил своим служащим украшать такими свои кабинеты!
Осколков и верно удивительно много. Нет, здесь разбили не цветочную вазу, здесь расколотили до черта посуды. Целую посудную лавку, быть может. Вон и у стены виднеются тончайшие слюдяные пластины, и дальше, дальше…
В этот раз Лэйд не собирался заходить в кабинет, лишь направил внутрь луч света.
Ох, черт.
Осколков в самом деле было огромное количество. Они усеяли почти весь пол кабинета, в некоторых местах образовав целые груды. Не бутылочное стекло, мгновенно определил Лэйд, куда более тонкое, вроде того, что бывает на хваленых венецианских фужерах. Вот только вперемешку со стеклом кабинет был усеян мелкой серой пылью, который он сперва не разглядел. Судя по размеру фракций и вкраплениям, это было что-то вроде песка. Да и хрустел он под ногами точно обычный речной песок.
Ваза с песком?..
Нет, Чабб, садовая ты голова, никакая это не ваза.
Куда интереснее.
У дальней стены он разглядел более массивные осколки. Точнее, целый стеклянный остов какой-то хитрой и сложной конструкции, восседавшей за письменным столом. Конструкции, удивительно похожей на…
Шлюхино отродье!
Человек. Это была стеклянная статуя, изображавшая человека и выполненная в натуральный, один к одному, размер. Ни один стеклодув, получи он хоть все существующие в мире призы за свое искусство, никогда бы не смог выдуть из пузыря раскаленной стекольной массы ничего подобного. Это был не примитивный истукан вроде тех, что иногда водружают возле своих алтарей полли, имеющий лишь условные черты лица, и даже не какой-нибудь пучеглазый матрос работы Бенеса[6], привычно украшающий собой корабельную пристань, служащий трибуной для многочисленной и охочей до публичных диспутов чаячьей гвардии.