Бумажный Тигр 3
Шрифт:
– Мисс? – Лэйд сделал по направлению к ней осторожный шаг, сам не понимая, отчего эта неподвижность кажется ему пугающе противоестественной, отчего рождает под дребезжащим желудком тягучее недоброе предчувствие, - Где мисс ван Хольц? Она в порядке? Вам нужна помощь?
Она не выглядела напуганной, но Лэйд, сам не зная, чего, замедлил шаг, преодолевая последние ступени без прежней спешки. Если эта женщина не боится, быть может, нет оснований беспокоиться и ему самому? Да, он слышал крик, но демоны – великие мастера по части иллюзий, они могут изобразить любой звук, если это позволит их отвратительному естеству позабавиться
– Вы в порядке?
Она дернулась. Слабо, едва заметно. Из горла донесся едва слышимый клекот. Как будто она всхлипнула или…
Лэйд находился в четырех футах от нее, уже намереваясь положить ей руку на плечо, когда услышал этот звук. И внутренности точно обожгло крапивой. Не просто всхлип вроде тех, что он часто слышал в последнее время. Человеческое тело слабо и время от времени исторгает из себя подобные звуки, особенно в такой ситуации. Но это было что-то другое. Это было…
Ее кожа была неестественного цвета. Не того, который именуется болезненно-бледным, этот этап она, должно быть, миновала еще несколько минут назад. Скорее, это был оттенок «Акрополь», виденный как-то Лэйдом в художественном каталоге. Цвет не остывшего полностью мрамора.
И кожа ее тоже была мраморной. Кое-где на ней угадывались крохотные морщинки, но прямо у Лэйда на глазах они наливались холодной белизной, твердея в каменной неподвижности. Губы бессильно трепетали на отмирающем лице, с которого на Лэйда взирали полные ужаса и все еще вполне человеческие глаза. Слезы, текущие из них, преодолевали нижнее веко с некоторым трудом, перекатываясь через дрожащие ресницы, зато дальше, коснувшись участка мраморной кожи, срывались вниз мгновенно.
Она превращается в камень. Лэйд, уже протянувший было руку, отпрянул в ужасе. Он не знал, что происходит с этой женщиной, как не знал и того, может ли эта напасть переброситься на него самого. Однако картина была жуткой – куда страшнее той, которую воображение рисовало при чтении мифов о Медузе Горгоне.
Господь Великий! Манаакита ка вакаора[3]!
В минуты душевного напряжения Лэйд сам не замечал, как переходил на полинезийское наречие, зачастую превращая молитву в беспорядочное нагромождение слов.
Эта женщина была еще жива, хоть и медленно обращалась в статую. Ее тело едва заметно вздрагивало кое-где, в тех местах, где живая плоть еще не превратилась в камень, ее губы беззвучно шевелились, порождая жуткую картину – алые лепестки посреди быстро выцветающей снежной равнины. Ее глаза…
Заглянув в них, Лэйд увидел не просто растерянность или страх, он увидел муку. Пойманные в каменную ловушку, уже стекленеющие, они метались из стороны в сторону, но даже слезы, источаемые ими, медленно густели, превращаясь в полупрозрачную густую смолу.
Она страдала. И если не кричала, то только лишь потому, что ее голосовые связки превратились в мраморные жилы внутри каменного валуна.
– Черт возьми!.. – Лэйд ощутил, как его сердце, сделавшись тяжелым и холодным, как снежный ком, дважды гулко ударилось о грудную клетку, - Мисс, не падайте духом, я постараюсь вам помочь. Я… Возможно, мне…
Забыв про свой страх, он рефлекторно взял женщину за руку, неуклюже, как джентльмен, тщетно изображающий галантность, пытаясь взять ладонь спутницы, чтобы согреть ее своим дыханием. На ощупь она была гладкой, как глазурь, и холодной, как речная вода. Возможно, процесс окаменения
Он слишком поздно услышал влажный хруст. Женская рука в его пальцах, уже обернувшаяся камнем, дрогнула, но он не успел ощутить радости - потому что ощутил мертвенный ужас. Структура, в которую превращалось ее содрогающееся тело, выглядела камнем, но не отличалось каменной прочностью. Достаточно было ему едва-едва потянуть, как все ее правая рука, ладонь которой он держал, тщетно пытаясь согреть, с негромким хрустом откололась по самое плечо. И рухнула на пол, мгновенно разлетевшись на сотни и сотни дребезжащих, бусинами рассыпавшихся по паркету, фрагментов.
Лэйд попятился. За плечом откололся целый пласт торса, вертикально рухнув вниз – точно кусок расщепленного утеса, сорванный со своего места, к которому он крепился многие века. И еще несколько кусков поменьше от бедра и спины. Настоящая лавина. Вот только извергалась каменным крошевом не гора, а человеческое тело.
Женщина всхлипнула. В ее теле оставалось недостаточно живой плоти, чтобы она могла вздрогнуть или хотя бы выразить свою боль криком. И Лэйд поблагодарил Всевышнего лишь за то, что у нее, по крайней мере, не было возможности увидеть, во что она превратилась.
В огромном проломе, образовавшемся в ее боку, было видно, как алые слои ее плоти стремительно выцветают и минерализуются, сливаясь в единое целое с мраморно-белыми ребрами. Как костенеют петли кишечника, быстро теряя свою эластичность, как съежившиеся мышцы издают негромкий хруст, затвердевая в своей окончательной форме...
Лэйд отшатнулся от полуразрушенной человекоподобной статуи, с трудом глотая воздух.
Будь у него револьвер, он не колеблясь раздробил бы голову несчастной в мраморные черепки, чтобы избавить ее от дальнейших страданий. Но это было не в его власти. А от одной мысли о том, чтобы обрушить ее тело на пол, разбив его, ему сделалось дурно. Даже вздумай он сделать что-либо подобное, нет никаких гарантий того, что тем самым он избавил ее от страданий, а не обрек на дополнительные муки.
– Извините… - прошептал он, пятясь, - Бога ради, извините, но я уже не в силах тут помочь…
Он бросился к кабинетам.
***
Что за чертовщина? Где люди?
Лэйд метался от одного кабинета к другому, но находил лишь груды окровавленных бинтов и жалкое подобие больничных коек. Пустых коек. Словно все пациенты мисс ван Хольц, мгновенно выздоровев, в едином порыве вырвались из своего узилища и куда-то отправились. Быть может, на прогулку в Шипси? В ближайший ресторанчик, пропустить по глотку бренди за свое чудесное выздоровление, и съесть по порции омаров?
Несмотря на отсутствие людей в лазарете не царила тишина, свойственная всем покинутым людям помещениям. Здесь были звуки, но Лэйд, даже напрягая свой слух, не мог понять, что именно слышит. Как слушатель симфонического театра не может понять, что играет сошедший с ума оркестр, вздумавший одновременно изобразить польку, симфонию, джигу и бравурный марш.
Скрип. Шепот. Треск. Скрежет. Шипение.
И все эти звуки звучали одновременно, наслаиваясь друг на друга, порождая плотную, хоть и не очень громкую, завесу из белого шума. Лэйд ощутил дурноту, хоть и слушал эту какофонию не больше минуты.