Бумажный Тигр 3
Шрифт:
– Вы говорите о…
Лэйд склонил голову.
– Да. Это формула. Магическая формула на языке демонов.
– Ее оставил мистер Олдридж?
– А кто бы еще мог это сделать, хотел бы я знать?.. Фотокарточка лежала в его сейфе, не так ли? Наверно, он воспользовался тонкой иглой, чтоб вырезать письмена на стекле. Хорошая работа, и очень тонкая. Легко можно не заметить, если не знать, где искать.
Крамби задрожал так, будто через него пропустили слабое гальваническое напряжение.
– Вы… Вы можете это прочесть?
– А по-вашему, я тридцать лет
– И что… что она делает? – жадно спросил Крамби, держа стеклянную пластину на ладони с такой опаской, будто это была колба с нитроглицерином. И, в то же время, почтительно, как священную реликвию, - Это и есть он, путь к спасению?
– Я думаю, что да. Повторюсь, формула очень сложна. Даже я со своим опытом не могу расшифровать всех ее элементов и графем. Но судя по тем элементам, что я вижу… Да, это путь к спасению. Ключ, дающий возможность выскользнуть из царства нематериального к дневному свету, который вы, ручаюсь, уже успели позабыть.
Крамби осторожно положил пластину на стол, не спуская с нее взгляда. Должно быть, не доверял своим дрожащим пальцам.
– Почему он сделал это? Почему оставил ключ?
Лэйд пожал плечами.
– Хотел бы ответить, да не знаю. Возможно, это был его страховочный билет с тонущего корабля – на тот случай, если он по какой-нибудь причине оказался на его борту. Или же… Шляпнику была свойственна определенная ирония. Может, ему, летящему вниз головой на камни, приятно было сознавать, что один-единственный спасительный ключ лежит у всех на самом виду, но люди, мнящие себя величайшими умниками в мире, не способны ни увидеть его, ни воспользоваться им.
– Эта карточка всю неделю стояла на столе у Розенберга, - пробормотал Крамби, - Мы посмеивались над его сентиментальностью, ведь добрых чувств у него было не больше, чем у белой акулы. А все это время…
– Да, - сказал Лэйд, - Спасение все это время было в футе от его носа. У вас на глазах. Но ни один из многомудрых джентльменов оказался не способен им воспользоваться.
Лэйд прошел по зале, разметав ногой обломки. Некоторые были обломками мебели и столовых приборов, другие – обломками Коу и его страшных украшений, но ни то, ни другое его сейчас не интересовало. Канцелярский отдел, переоборудованный под обеденный зал, сохранил многие предметы своей прошлой обстановки, но ему пришлось порядочно повозиться, прежде чем в ворохе бумажных листов удалось найти два чистых, не смятых, не опаленных и не заляпанных серой дрянью. А вот писчее перо и чернильница нашлись почти сразу.
Разгромленный обеденный стол не годился для письма, Лэйду пришлось кряхтя вытащить в центр комнаты небольшую конторку, порядком потрепанную, но все еще твердо стоящую на ногах. Чернила к его облегчению не успели превратиться в какую-нибудь неприятную субстанцию, перо покрылось серебряными прожилками плесени, но тоже не утратило пишущих свойств.
Крамби
– Мистер Лайвстоун, что вы пишете?
Лэйд поморщился. Когда приступаешь к письму, сложнее всего начать. Уронить на девственно-белый бумажный лист первую каплю чернил. Наверно, каждый пишущий в этот миг ощущает некоторое душевное колебание. Словно творец мира, впервые решивший прикоснуться к своему детищу и еще не знающий, каким оно выйдет. Некоторые миры получаются чертовски скверными, кто бы их ни творил…
– Рецепт одного пирога с ревенем, - пробормотал он, почесывая кончиком пера нос, - Придумал только что, будет досадно, если не запишу… Не смотрите на меня так, старый Чабб еще не выжил из ума, хотя на этот счет в Хукахука встречаются разные мнения. Просто не мешайте мне, в моем возрасте не так-то просто сохранять концентрацию, а она мне сейчас нужна как никогда. Переводить с языка демонов на английский не так легко, как может показаться.
– Вы переводите формулу мистера Олдриджа? Но зачем?
– Чтобы я не был единственным человеком, способным ее прочесть.
Решившись, он наконец коснулся пером бумаги. Первое слово вышло корявым, поплывшим, буквы заваливались на сторону. Очень уж долго ему не приходилось писать от руки, пальцы немели от слабости. Приходилось вкладывать много сил в каждую букву, и все равно выходило неряшливо, как у школьника, давно забывшего про прописи. Но Лэйд продолжал писать, методично обмакивая перо в чернильницу.
Если настойчиво и упорно заниматься каким-то делом, рано или поздно добьешься в нем успеха. Это нехитрое правило знакомо не всем демонологам, некоторые из них погибают задолго до того, как сами обретают право носить роскошный цилиндр, но совершенно точно – всем лавочникам.
К концу третьей строки уже получалось сносно. Никакого сравнения с легкими и воздушными буквами, которые оставляла в гроссбухах Сэнди, но, по крайней мере, читаемо, и то добро…
– Вы хотите, чтобы и я мог прочесть ее?
– настороженно спросил Крамби, - Но почему не вы сами, если вам знаком этот язык?
Лэйд усмехнулся, не прекращая писать.
– Есть одно обстоятельство, которое я не хотел вам говорить, чтобы не омрачить радости. Та спасательная шлюпка, которая у нас в руках… Это чертовски маленькая шлюпка. Если на чистоту, даже крошечная. Скорее даже скорлупка. Ей нипочем не выдержать двоих. Видите ли, она рассчитана только на одного пассажира.
***
Он даже бросил на несколько секунд писать, чтобы взглянуть на лицо Крамби. И не прогадал, то вытянулось и посерело.
– Хотите сказать…
В разгромленной комнате Лэйду не удалось найти ни промокательной бумаги, ни песочного набора. Пришлось подуть на написанное, чтоб высыхало быстрее. Дважды перечитав написанное, Лэйд аккуратно сложил листок пополам и передал Крамби.
– Держите.
Крамби принял лист с таким благоговением, будто это был по меньшей мере рукописный листок Евангелия, написанный самим Левием Матфеем.