Бумажный Тигр 3
Шрифт:
Крамби бросился к двери – еще одна бессмысленная попытка. Но, может, этот путь к бегству ему подсказывал не разум, бьющийся в сплетенных из колючей проволоки судорогах понимания, а тело, привыкшее искать кратчайшие и простейшие пути. Он не успел добежать до двери, успел сделать лишь несколько шагов. Потом его тело, распространявшее вокруг себя зыбкое свечение, замерло, точно оказалось окружено не прозрачным воздухом, а густым желе, и стало медленно подниматься в воздух.
Поднявшись фута на три, оно так и застыло, раскинув в стороны руки, поддерживаемое неярким свечением. Крамби хотел
Лэйд отвернулся. Как бы здешний хозяин не распорядился своей новой собственностью, он не хотел этого видеть. Тем более, что все это уже не имело к нему никакого отношения. То, что случилось – и случится – с Крамби находилось в сфере иной компетенции, сфере, из которой Лэйд чертовски желал убраться.
В остальном разгромленный канцелярский отдел не переменился. В дверь не вошла, кутая лицо в капюшон, молчаливая фигура. Из развороченного паркета не ударили столбы пламени. Небо над ними не разорвал громоподобный голос. Если что-то и нарушало тишину, то лишь едва слышимые всхлипывания Крамби – звук, на который Лэйд старался не обращать внимания.
Забавно, подумал Лэйд, кутая подбородок в обрывки воротника, до чего мы, люди, вкладываем глубокий смысл в договора, которые заключаем, совершенно не задумываясь о том, с кем их заключаем и почему взяли на себя обязательство выполнять их условия. Если разобраться, вся наша сложно устроенная жизнь – беспорядочное переплетение договоров, суть многих из которых мы даже не пытаемся понять, но исполняем на протяжении тысячелетий. Наверно, такой уж мы биологический вид, что инстинктивно пытаемся договориться со всем, чего не понимаем, что нас пугает или тем, что не можем захватить.
Мы договариваемся со своей совестью, чтобы она не щипала нас за некоторые вещи. Мы договариваемся с нашими богами, задабривая их нелепыми и смешными подношениями и расчитывая взамен на вечную жизнь. Мы договариваемся с искусством, признавая некоторые его формы и изгоняя прочие. Мы договариваемся со всем, что нас окружает. С соседями, с войнами, с продавцами, с правилами приличия… Иногда мы пытаемся договориться даже с силами, о которых вовсе ничего не смыслим и, конечно, ни к чему хорошему это обыкновенно не приводит.
– Эй, мистер… - Лэйд кашлянул, ощущая себя крайне глупо, обращаясь к пустому разгромленному залу, - Я ведь выполнил условия договора?
Он не ожидал, будто что-то произойдет. Ничего и не произошло.
Лишь шелестели в лапах невидимого ветра груды разбросанных по залу бумажных листов.
Глупый, наивный, нелепый Лэйд Лайвстоун, возомнивший, будто может договориться с демоном. Будто силу, способную играть с материей, можно сковать и навязать ей свою волю. Будто…
***
Где-то в отдалении ударил гром.
– Я отдал вам Крамби. Как и договаривались. Это значит, что я могу получить жизнь и свободу?
Снова удар грома. Он раздался не сразу, помедлив две секунды, и за эти две секунды Лэйд Лайвстоун, почтенный лавочник из Миддлдэка, постарел на двести лет.
– И ты не станешь мне мстить за то, что я ускользнул? Не попытаешься дотянуться другим образом?
Лэйд напряженно ждал добрых полминуты, но небо молчало.
– Значит, будешь.
Удар грома. Потом еще один, и еще. Целая россыпь приглушенных ударов – точно невидимый барабанщик смеха ради высыпал на барабан горсть дроби.
– Но сейчас…
Удар. Короткий, почти без раската, будто даже насмешливый.
– Я могу…
Удар - раздраженный, скрипучий, резкий.
– Уйти?
Вместо грома с неба донесся другой звук, который оказалось куда сложнее распознать. Точно кто-то сжал огромную оглушительную рапсодию в одну-единственную ноту, и эта нота зазвенела, точно застрявший в небесах осколок.
И Лэйд почти не удивился, обнаружив, что смотрит на дверь. Ничем не примечательную деревянную дверь, одну из тех, множество которых встречалось ему в Конторе. Только эта, возможно, чем-то выделялась среди прочих. Может, тем, что стояла посреди зала, не касаясь ни одной из стен. Не было ни вспышки, ни искр, ни всего того, что должно сопровождать волшебство. Может, потому, подумал Лэйд, что настоящее волшебство именно так обыкновенно и происходит – предсказуемо, не очень изящно и, в общем-то, скучно.
Медная ручка выглядела потертой, словно ее касались тысячи рук, но Лэйд сомневался, чтобы к этой двери прикасалось хоть одно человеческое существо. На ощупь она оказалась не теплой, как ему представлялось, а почти ледяной. Лэйд невольно задержал дыхание, будто это могло помочь. За этой дверью могло распахнуться нечто, с чем невозможно было совладать. Водоворот из расплавленного серебра или мир, заполненный вечной пустотой, или…
Город был укрыт тяжелой влажной тропической ночью, будто старым меховым манто. Желтоватого свечения газовых фонарей было недостаточно, чтоб разглядеть детали, лишь шершавые каменные щеки спящих домов, но Лэйд узнал его мгновенно и безошибочно, как узнают смертельного врага в одном лишь зыбком силуэте.
Новый Бангор, его вечный мучитель, страж и убийца.
Город, к которому он приговорен до скончания дней.
Мир, вывернутый наизнанку столько раз, что бессмысленно даже считать.
Лэйд шагнул вперед на деревянных ногах и едва не упал, едва только перешагнул дверной проем – в лицо ударило пронизывающим влажным ветром, и только тогда он понял, насколько едким, зловонным и тяжелым был воздух, которым он дышал прежде.
С ночного неба на него смотрели звезды и хоть они образовывали созвездия, которых никогда не существовало в южном полушарии, Лэйду в этот миг они показались родными. Где-то по соседней улице прогрохотал колесами по булыжнику запоздавший кэб. Шмыгнул вдоль дома уличный кот, наградив Лэйда исполненным презрения взглядом. Зашелестели крылья какой-то ночной птицы.