Бумажный тигр (II. - "Форма")

Соловьев Константин Сергеевич

— Но он дотянулся?

Лэйд уклончиво хмыкнул.

— Скажем так, мистеру Пайплзу не суждено было мучиться, составляя ответ на рекламации по поводу его продукции. На одной из инспекций, когда он в сопровождении ведущих инженеров осматривал свое хозяйство, размышляя, видимо о том, как еще можно улучшить выход, произошла авария в одной из огромных доменных печей, отчего расплавленная сталь хлынула наружу. Досадная авария из числа тех, что нередко случаются в Коппертауне, особенно там, где не следят должным образом за безопасностью производственной линии. Гробовщикам, готовившим мистера Пайплза в последний путь, пришлось звать на помощь рабочих-металлургов с его завода, но даже те не смогли освободить полностью тело своего хозяина из металла. Говорят, хоронить его пришлось в укрепленном гробу, и то он трещал, едва выдерживая вес мертвеца, а нести его пришлось целой дюжине человек! Как по мне, стальную статую мистера Пайплза стоило бы установить на входе в Коппертаун, чтобы

та напоминала господам фабрикантам о нраве Медноликого. Увы, в погоне за выручкой они часто забывают про благоразумие, а это прямой путь к… Простите, кажется, мой рассказ не захватил вас? Я чувствую себя уязвленным как рассказчик. Ах, вот как… Вы все еще продолжаете изучать работниц спичечной фабрики, этих юных и ветреных прелестниц? О, Уилл, не могу корить вас за это, как джентльмен, но подобает ли подобный настрой исследователю?.. Вообразите только, если бы Данте вместо того, чтоб слушать многомудрые душеспасительные рассуждения Вергилия, пялился бы на обнаженных грешниц, которые корчатся в раскаленных могилах, будучи закованы в скалы вниз головой или терзаемы гарпиями! Прошу вас, будьте хоть толику серьезнее!

— Их лица… — пробормотал Уилл, явно не слушая его, — Вы тоже видите это?

— В чем дело?

— Они будто… Будто вымазаны чем-то. Не могу рассмотреть из-за проклятого смога, но…

— Ах, это. Наверно, перепачкались тянучками или шоколадом, вы же знаете, юные дамы жить не могут без сладкого! На чем я остановился? Ах да, ну конечно. Мне пришел на ум мистер Гибсон. Тоже делец — и небесталанный. Улучив момент, выгодно купил у разорившегося немца, имя которого я позабыл, патент на изготовление какой-то особенной синтетической нефтяной пленки. Многоэтилен или что-то вроде того. Превосходная вещь, которая в будущем во многом наверняка вытеснит привычный нам каучук. Этой штукой можно пропитывать дождевики, укреплять покрышки и гальванические кабели, даже изготовлять небьющиеся оконные стекла! Жаль, что в погоне за техническим прогрессом мистер Гибсон, стремясь поскорее компенсировать понесенные затраты, ввел на своей фабрике правила, которые показались бы драконовскими даже для островных потогонок, где работают сплошь дикари-полинезийцы. Его рабочие трудились по восемнадцать часов в сутки, получая при этом четыре пенса в день и, сверх того, душеспасительные проповеди от самого мистера Гибсона по церковным праздникам и воскресеньям. Неудивительно, что технологический процесс зачастую нарушался на каждом шагу — люди, еле волочащие от голода ноги, склонны допускать ошибки. Видимо, в какой-то момент ошибок стало слишком много…

Лэйд замолчал, делая вид, будто погрузился в задумчивость. Уилл держался полминуты — вполне приличный срок для человека его возраста и характера.

— Что дальше? Что сталось с владельцем фабрики?

— О, простите, я, кажется, ушел с головой в мысли. Он стал жертвой собственной беспечности. Отметив как-то раз удачно заключенный контракт, который должен был принести ему самое малое сто тысяч фунтов, мистер Гибсон неосмотрительно выпил три бутылки шампанского на торжественном ужине, после чего перепутал кабину личного лифта с камерой парового пресса.

Уилл ничего не сказал, но его губы образовали небольшое безмолвное «О», что Лэйд счел подходящей реакцией.

— Странная история вышла, конечно, — нехотя признал он, — Полицейские после этого случае перетрусили всю фабрику, подозревая неладное. Допрашивали работников, особенно смену, которая дежурила в тот злосчастный вечер, грозила им наказанием, тюрьмой… Дело в том, что промышленный паровой пресс — это вам не давилка для вина, он весьма неспешен. Цикл его работы, если не изменяет память, длится четырнадцать минут. Мушкетеры старины Пиля [165] никак не могли поверить, что рабочие вечерней смены на протяжении четырнадцати минут не слышали никаких подозрительных звуков, доносящихся из камеры пресса. А судя по тому, что они там обнаружили, звуков должно было быть достаточно, даже с избытком… Однако никаких прямых улик против них не было и дело пришлось по-тихому прикрыть. Едва ли кто-то в Коппертауне удивился. В конце концов, если вы платите человеку четыре пенса в день, ничего удивительного, что он будет безответственно относиться к своим обязанностям!

165

Первых британских полисменов часто называли «армией Пиля» или «пилерскими» — в честь секретаря офиса внутренних дел Роберта Пиля, учредившего в 1829-м году «полицейские войска».

— Вы уверены, что к этому был причастен Медноликий? — уточнил Уилл через несколько секунд, нерешительно поглядывая в сторону Лэйда.

— Ну разумеется! Кто же еще? Пусть вас не смущают его методы, Увечный Кузнец, несмотря на грубоватый нрав, в глубине души тот еще выдумщик. Я слышал, неделю назад он наслал на управляющего с подшипникового завода еще более жуткую кару. Тот, видите ли, имел обыкновение относиться к собственным подчиненным как к каторжникам и

не стеснялся распускать руки. Даже шутил, что каждый выбитый им у рабочего зуб экономит его фабрике не меньше двух пенсов. Если так, за десять лет своей службы он должен был сэкономить владельцу целое состояние… Медноликий не стал окунать его в расплавленный метал или давить прессом. Он просто… наслал на него глубокую рассеянность. Настолько глубокую, что как-то вечером этот управляющий, спутав лабораторный сосуд с пивной бутылкой, влил в себя пинту концентрированной хлорной кислоты.

Уилл издал короткий отрывистый вздох.

— Кислоты?! Воля ваша, мистер Лайвстоун, но это уже…

— Я же говорю, он был очень, очень рассеян, — Лэйд добродушно потрепал его по плечу, — Да, Медноликий не считает нужным церемониться со своими врагами, однако, когда я говорил об опасностях Коппертауна, я имел в виду не его. И, конечно, не лудильщиков, этих оборванных жрецов, рассуждения которых также безумны, как и представления китобоев. Нет, Уилл, здесь, в Коппертауне можно встретить куда более опасных существ. Тысячекратно более опасных.

От его внимания не укрылось, как мгновенно насторожился Уилл. Настолько, что даже на какое-то время отвел взгляд от заинтересовавших его фабричных девиц.

— Кто это, мистер Лайвстоун?

— Это настоящие чудовища, Уилл. Настолько опасные, что совладать с ними не под силу даже Бангорскому Тигру. И нет, я не преувеличиваю. У этих чудовищ нет щупальцев и когтей, как у отродий Танивхе, которых мне доводилось истреблять, они не впадают в кровавую ярость, как пасынки Карнифакса. У них другая природа, делающая их стократ более совершенными и тысячекратно более опасными.

— Кто? — Уилл от волнения понизил голос, — Кто они, мистер Лайвстоун?

— Хищники, — спокойно пояснил Лэйд, — Существо особого рода, превзошедшие в искусстве маскировки даже меня самого. Они настолько хорошо маскируются, что способны передвигаться по острову при свете дня. Никто не кричит при виде них, напротив, люди часто ощущают желание подойти поближе, пожать им руку или даже отпустить комплимент. Многие даже счастливы отужинать с ними вместе, а уж стоит им посетить банк, как тамошние служащие едва не выпрыгивают из костюмов, стараясь угодить им.

Уилл беспокойно завертел головой, точно ожидая, что под покровом ядовитого смога к ним может подкрасться нечто невидимое, но крайне опасное.

— Доппельгангеры? Тупуа [166] ?

— Нет. Их маскировка еще тоньше. Настолько, что вы можете на протяжении часа пребывать с таким чудовищем в одной комнате и не ощутить даже тени подозрения. Можете беседовать с ним за чашкой чая, смеяться его шуткам, обсуждать погоду и будущее серебряных рудников, словом, даже не заподозрите, что под рыхлым, но вполне человеческим кожным покровом вашего собеседника прячется чудовище, погубившее, быть может, сотни жизней.

166

Тупуа — злые демоны полинезийской мифологии, способные превращаться в людей.

— Вам приходилось их видеть, мистер Лайвстоун?

— Да, Уилл. Не могу похвастать, будто мне приходилось играть с ними в карты или сидеть за одним столом — эти чудовища обычно весьма пристально относятся к своему окружению. Впрочем, могу показать их вам издалека. Не беспокойтесь, для вас они не представляют опасности…

— Где они? Где?

— Совсем рядом. Видите ту каменную громаду с четырьмя трубами по левую сторону? Там обитает Инстон Аркрайт, племянник того самого Аркрайта, что изобрел прядильный станок. На его ткацкой фабрике работает по четыреста человек в смену. Сидя в полутемных цехах, скорчившись, дыша испражнениями и парами ядовитых красителей, они ткут полотно по пятнадцати часов в сутки. Здоровья обычного человека при таком распорядке хватает не больше, чем на два-три года. После этого приказчики мистера Аркрайта вышвыривают их с фабрики пинками, чтобы освободить место для новых. А вон там, еще левее, видите? Фасад, облицованный стеклом? Это контора «Фейбернон и Стефенсон», станки и инженерное оборудование. Славна тем, что за год выпускает из своих стен по меньшей мере полсотни инвалидов — несчастных подмастерьев, лишившихся пальцев, носов и ушей. Мистер Фейбернон считает подобную текучесть кадров досадной, однако вполне допустимой, а мистер Стефенсон, вероятно, не полагает нужным вмешиваться в устоявшийся трудовой процесс. Еще дальше, вниз по улице вы имеете удовольствие лицезреть печально известную фабрику Парсонса, одну из самых больших в Коппертауне. Лучшие паровые турбины и динамо-машины Нового Бангора! Я уже говорил вам, что некоторые чудовища умеют сочетать нечеловеческую кровожадность с величайшей осторожностью? Это — особое в своем роде. В прошлом году его наградили титулом почетного гражданина Нового Бангора и вручили ключ от города. Я читал его благодарственную речь в газете. Но в ней не было ни слова о детях, которых он использует на своей фабрике, чтобы сваривать изнутри обшивку турбин, детях, которые через полгода превращаются в слепых калек, вынужденных просить милостыню на улицах!