Бумер-2: Клетка для кота
Шрифт:
– Кто-нибудь заткнет ему пасть?
Кум огляделся по сторонам, нашел взглядом лейтенанта и кивнул, мол, давай, чего ждешь. Рябинин проворно поднял с пола тряпку, пропахшую солидолом, рукой надавил Шубину на нижнюю челюсть, заставив того открыть рот. Затолкал ему тряпку в глотку так далеко, что тот не мог вытолкнуть ее обратно языком. И сунул под нос кулак: дескать, только пикни, тварь, и от меня огребешь. Колька замычал, он чувствовал, что дыхания не хватает. И если его не забьют до смерти, он наверняка откинется от удушья.
–
Второй контролер, помогая Иткину, уперся ногами в пол, схватился за веревку и потянул. Они привязали ее к радиатору отопления и отступили в сторону, к двери. С этой позиции самый лучший обзор. Чугур сделал замах, но не ударил, отступил на шаг, потому что Колька попытался пнуть его ногой в грудь. Это робкое сопротивление не разозлило, а развеселило кума.
– Эй, лейтенант, – крикнул он. – Держи ему ноги.
Рябинин зашел сзади, придвинув ногой табурет, уселся на него. Хотел согнуть в коленях ноги Шубина, но тот довольно чувствительно пнул лейтенанта в грудь босой пяткой. На большее Кольку не хватило. Через сломанный нос в легкие попадало слишком мало воздуха. Дыхание перехватывало после каждого движения.
Чугур подошел ближе, снизу вверх посмотрел на свою жертву.
– Брыкаешься, – сказал он одобрительно, – и правильно делаешь. Человек должен защищаться. Ну, продолжим?
Кольке хотелось кричать так, чтобы вся боль вышла из него с этим криком. Пусть хотя бы скажут, объяснят, за что с ним так? Но вместо слов смог только промычать что-то невразумительное.
– Эх, где мои семнадцать лет, – вздохнул Чугур.
В следующую секунду он, хорошенько размахнувшись, с чудовищной силой влепил зэку кулаком в печень. Колька резко выдохнул воздух, его мотнуло так, что кляп вывалился изо рта. Раскачиваясь, как маятник, он сверху плюнул куму в лицо красной слюной и снова попытался достать его ногой.
– Ну держите меня за гланды. – Чугур стер левой рукой со лба и подбородка Колькину кровь, поправил перчатку на правой и довольно подмигнул Рябинину.
У лейтенанта по спине пробежал холодок. Он понял, чем кончится дело...
С раннего утра Кот околачивался у крыльца медсанчасти. Здесь же торчали еще восемь зэков, решившие по болезни или от лени закосить от общих работ, получив справку у фельдшера Лукова. С пустыми руками сюда не приходили, потому как получить на халяву выходной – дело нереальное. Нужно подогреть лепилу, тогда и он пойдет навстречу. Кто-то сжимал за пазухой кусок сала, завернутый в газету, кто-то прятал в карманах сигареты или кулек карамели.
Уже начался завтрак, а Луков почему-то все не открывал дверь. Если не получить справку до построения, значит, выходной накрылся. Кот пришел не за справкой: с тех пор, как за Колькой вчера вечером пришли лейтенант Рябинин и двое прапоров, о нем
Едва объявили побудку, к Коту прибежал помощник фельдшера, молодой жулик Вася Морозов. Вывел его на зады барака, в укромное место за кучей угля, и нашептал, что под утро Шубина на носилках притащили из административного корпуса в больничку. Парень выглядел хуже лежалого жмурика, но был в сознании, даже не бредил. Попросил у дежурного фельдшера шариковую ручку и листок бумаги.
Положили его на кровать в дальней двухместной палате, куда обычно попадают авторитетные воры или башливые зэки. И даже эту кровать отгородили матерчатой ширмой, чтобы его никто не увидел из коридора через застекленную дверь. Якобы кум велел никого туда не пускать. Но Колька просил, чтобы к нему пришел Кот. Говорит, что очень надо. Врача из вольнонаемных сегодня нет и не будет, а с фельдшером Луковым, поскольку он зэк, договориться всегда можно.
Через четверть часа Огородников стоял у крыльца больнички, дожидаясь начала приема, но лепила, казалось, заснул летаргическим сном.
– Я только на минутку, – громко сказал Кот, обращаясь к недовольному контингенту.
– Все на минутку... – отозвался кто-то, но Костян его не слышал.
Он поднялся на крыльцо, дернул за ручку двери и, не дожидаясь приглашения, вошел в медсанчасть. Фельдшер Луков сидел за столом у окна и что-то писал.
– Самим не входить, позову, – не отрываясь от писанины, сказал он.
Кот плотно прикрыл за собой дверь и остался стоять у порога. Луков поднял взгляд, положил на исписанную бумажку больничную карту и встал.
– А, это ты, – Луков вышел из-за стола, подбежал к Косте и перешел на шепот, хотя в медсанчасти не было ни души, только их двое. – Чего ты приперся?
– Узнать, что с Шубой, – ответил Кот. – Морозов приходил, сказал, что Колька совсем плох. Будто он мне какое-то письмо просил тебя передать.
– Ты Морозова не слушай. – Сейчас Луков жалел, что до появления Кота не успел сжечь злополучное письмо. – Мало ли чего он наболтает. Письмо... Это он только хотел написать, но не смог. Шагай отсюда. Я тебя умоляю, уходи.
– Где Колька? – Костян не двинулся с места.
– В палате твой Колька, в отдельной палате. – Луков так разволновался, что его пот прошиб. – Лежит себе и болеет. У него сильная простуда после кандея. Теперь вали отсюда.
Кот не двинулся с места. Он вытащил из кармана короткую проволоку, загнутую на конце. Живо вставил этот инструмент в шов рукава своей куртки и выудил оттуда скатанную в тоненькую трубочку купюру. Развернул ее и сунул в ладонь фельдшера.
Несколько секунд Луков тупо разглядывал пятидесятидолларовую банкноту. Выходит, что он должен прямо сейчас принять нелегкое решение. Отказаться от этих денег, огромной суммы по здешним понятиям, или все же рискнуть и пойти навстречу Костяну.