Бумерит
Шрифт:
– Все мемы, начиная с оранжевого, мне более-менее нравятся, – прошептала Ким. – Тебе, наверно, тоже?
– Да, конечно. Я тебя понимаю. Но когда мы окажемся на втором порядке, остальные мемы нам тоже понравятся, да?
– В теории, да. То есть я уверена, что так на самом деле и происходит – я это замечала во многих людях из ИЦ, в Лесе и Марке, например, – ты их позже увидишь. Я с нетерпением жду, когда же во мне развернётся второй порядок, – произнесла она со вздохом. – Но, как правило, ничего не происходит. И я просто ненавижу себя за это.
– Уверен, что тоже тебя за это ненавижу, – попытался посочувствовать
– Засунь свои шуточки себе в одно место, Уилбер.
– Хотя постмодернисты разнесли в пух и прах западное либеральное Просвещение, – мягко продолжила Хэзелтон, – тем не менее, именно в эпоху Просвещения совершился исторический переход от традиционной консервативной идеологии (синий) к универсальным либеральным ценностям (оранжевый), то есть к свободе, равенству и справедливости. То, что Запад не всегда руководствовался этими ценностями, не причина их отвергать, особенно если учесть, что самой возможностью что-то отвергать мы обязаны именно им.
Слушатели, до сих пор сидевшие молча, зашумели.
– Тухлые помидоры сегодня будут?
– Ага.
– Обратите внимание, что любая традиционная консервативная идеология в основном опирается на синий мем – мифическое единство – конвенциональную, конформистскую, этноцентрическую волну развития. Традиционные ценности, как правило, религиозны (например, взяты из Библии), утверждают аристократию и социальные иерархии и тяготеют к патриархату и милитаризму. Синий уделяет большое внимание семейным ценностям и патриотизму. Для него характерны сильный этноцентризм и национализм. Представления о мифическом единстве и гражданских добродетелях, которые мы называем синим мемом, господствовали в культуре примерно с 1000 г. до н. э. вплоть до начала на Западе эпохи Просвещения. Тогда возникла и широко распространилась совершенно новая, рационально-эгоистическая форма сознания (оранжевый мем), принёсшая с собой политическую идеологию либерализма.
– Либеральное Просвещение, по большому счёту, считало себя ответом прежним мифическим структурам и фундаментализму. Оранжевое Просвещение прежде всего боролось с двумя аспектами синего мема: с деспотическими мифами и содержащимися в них этноцентрическими предубеждениями (все христиане спасутся, а все язычники попадут в ад) и с ненаучностью знаний, содержащихся в мифах (Бог сотворил мир за шесть дней). От деспотизма этноцентрических мифов и их ненаучного характера страдало огромное количество людей, и Просвещение избрало одной из своих целей облегчение этих страданий. В призыве Вольтера «не забывать о зверствах», задавшем тон всему Просвещению, речь шла о жестокостях, которые церковь творила над миллионами людей во имя мифического Бога.
– Так что либеральное Просвещение, опиравшееся на рациональные научные исследования, стремилось освободить «я» от этноцентрической предвзятости и предоставить всем людям равные права. Равноправие противопоставлялось рабству, демократия – монархии, свободное «я» – стадному чувству, а наука – мифу. Просвещение определяло себя именно через эти противопоставления (и оно во многом было право). Иначе говоря, в своих лучших проявлениях либеральное Просвещение представляло собой результат эволюции сознания от конвенциональных/этноцентрических уровней до постконвенциональных/мироцентрических –
– Разумеется, постмодернисты неоднократно критиковали Просвещение за то, что «всеобщее равноправие» распространялось только на состоятельных белых трудоспособных мужчин. Сначала это действительно было так. Существовавшие ограничения были пережитками синих иерархий. В теории, этические принципы постконвенциональной рациональноэгоистической волны Просвещения распространялись на всех людей, и потребовалось всего двести лет – краткий миг по эволюционным меркам – чтобы привести эти принципы в действие. Благодаря оранжевому мему с его постконвенциональной универсальной заботой, во всех индустриальных странах было запрещено рабство, а женщины были уравнены в правах с мужчинами.
Аудитория издала недовольный стон, по которому сложно было понять, одобряли ли слушатели сказанное: они явно не были любителями эпохи модерна. Хэзелтон подошла к краю сцены.
– Люди, слушайте меня внимательно: вы несправедливы и плохо информированы. Все без исключения социальные структуры, предшествующие оранжевому, включая племена, занимавшиеся собирательством, садоводством и сельским хозяйством, были в той или иной степени рабовладельческими. Но с появлением оранжевого мема, всего за сто лет – с 1780 по 1880 год – рабство было запрещено законом во всех индустриальных странах на земле, и это произошло впервые в истории человечества. Что же касается прав женщин, то, как справедливо замечает автор книги «Кубок и клинок» Риана Эйслер (Riane Eisler), «современная идеология феминизма возникла лишь в середине 19-го века. И хотя к тому моменту уже неоднократно высказывались многие философские основания феминизма, формально он родился 19 июля 1848 года в Сенека-Фоллз, штат Нью Йорк, на первой в истории конференции по правам женщин. Люди, всё это дело рук оранжевого мема, боровшегося с синим наследием. Благодаря оранжевому Просвещению волна универсальной заботы, описанная Кэрол Гиллиган, наконец развернулась среди широких масс.
– Вот тебе права женщин, – говорит Хлоя, упираясь своей голой попкой в мой пах, заставляя меня двигаться ей навстречу. «Ты прошла долгий путь, крошка!» – кричит она так громко, как только может, ныряя в волну телесного блаженства.
– Но Хлоя, разве это не унизительно? Я правда ничего не понимаю.
– Ну, тогда просто двигайся мне навстречу, хорошо? Просто потискай мою задницу, большой мальчик.
– Тебе вообще можно такое говорить? «Тискать», «задница» и всё такое?
– Рассказ о синем меме закончился десять минут назад, Уилбер. Теперь мы современные свободные люди. В смысле, поспевай за программой. Давай, оторанживай это.
– Не думаю, что они имеют в виду именно это, Хлоя.
– Недостатки Просвещения, как и самого оранжевого мема, также хорошо известны. Для оранжевого характерен равнодушный, отвлечённый, редукционистский взгляд на мир, граничащий с болезненным отчуждением. Именно он порождает всё многообразие материалистических философских систем и материалистических устремлений. С началом мнимого освобождения и беспринципного капитализма на передний план выходит экономика. Сухость абстрактного знания, нехватка чувственных ощущений и красок жизни ведут к тому, что Макс Вебер (Max Weber) называл «разочарованием в мире».