Бунин и Набоков. История соперничества
Шрифт:
В начале 1930-х целый ряд писателей и критиков, включая Владимира Вейдле, Александра Куприна, Глеба Струве, Георгия Федотова и Владислава Ходасевича, увидели в Набокове реального литературного соперника Бунина.
Находясь под большим впечатлением от «Защиты Лужина», Глеб Струве посвятил Набокову статью «Творчество Сирина» (май 1930 г.). Отстаивая «совершенно особое и большое место <Набокова> в русской литературе», Струве теперь коснулся вопроса о литературных учителях Набокова в противовес упрекам в подражательстве: «Если отдельные места “Защиты Лужина” могут дать повод сближать Сирина с Буниным, то тут уж о подражании говорить совсем нелепо: общая концепция романа не имеет в себе ничего бунинского» [13] . В апреле 1931 года в анкете парижской «Новой газеты» Куприн назвал «Солнечный удар» Бунина, «Растратчиков» Валентина Катаева, «Защиту Лужина» Набокова и «Зависть» Юрия Олеши «лучшими произведениями последнего десятилетия». В той же анкете Ходасевич выбрал «Жизнь Арсеньева» Бунина, «Защиту Лужина» Набокова и «Зависть» Олеши [14] . А вот что отметил в анкете парижского журнала «Числа» религиозный философ и публицист Георгий Федотов: «Как раз за эти последние годы несравненно более слабая зарубежная литература одарила нас очень значительными произведениями: Бунина и Сирина» [15] . В отзыве на литературную часть очередной книги «Современных записок» в 1932 году историк и критик Николай Андреев тонко обрисовал то, как критики воспринимают место Набокова в эмигрантской прозе:
13
Струве. Творчество Сирина // Россия и славянство. 1930. 17 мая.
14
См.: Самое лучшее произведение русской литературы последнего десятилетия // Новая газета. 1 апреля. 1931. С. 1–2.
15
Литературная анкета // Числа. 1930. 2–3. С. 318–322.
Сирин до сих пор остается для многих спорным писателем. Пожалуй, есть какая-то мода
16
Андреев Ник. «Современные записки» (Книга XLIX, 1932 г. Часть литературная) // Воля России. 1932. 4–6. С. 183–184.
В середине 1930-х годов противопоставление Набокова и Бунина даже некоторое время звучало в западном литературоведении – в контексте более масштабного противопоставления старшего и младшего поколений писателей русской эмиграции. В своем обзоре литературы русской эмиграции американский критик Альберт Пэрри (Albert Parry) хвалил Набокова, отвергая в то же время Бунина как одну из устаревших фигур в литературе: «Для таких ископаемых, как Бунин, <Иван> Шмелев, <Михаил> Осоргин, нет никакой надежды создать яркие, запоминающиеся произведения об эмигрантской среде, окружающей их самих. Они слишком погрязли в русских традициях и прошлом, но Сирин, Алданов, Берберова и другие представители младшего поколения… могут и творят прекрасные произведения на нерусские темы» [17] .
17
Parry, Albert. Belles Lettres Among Russian Emigres // American Mercury. 1933. 29 July. P. 317. В 1920-е годы эмигрантский критик Марк Слоним занял сходную позицию по отношению к Бунину и писателям старшего поколения, отдавая при этом предпочтение молодым эмигрантским писателям и писателям Советской России. В своей статье «Литература эмиграции» («Воля России» № 2, 1925 г.) Слоним писал об инерции и застое среди писателей старшего поколения русского зарубежья (c. 176): «Из более “старых” поэтов – молчит 3. Гиппиус, а Бальмонт и Бунин в тысячный раз повторяют себя, не радуя читателя и ничего не прибавляя к тому, что ими сделано и сказано» (c. 177). Слоним также позволил себе каламбур: «Пожалуй, ни одному из современных писателей так не подходит звание “академика”, как к Бунину» (c. 179). В продолжение этой статьи, «Литература эмиграции» («Воля России». № 3, 1926), Слоним открыто заговорил о Бунине, Мережковском и Чирикове (все три писателя в это время активно творили) как о принадлежащих скорее истории, прошлому литературы, нежели современности: «Мы часто забываем, что Бунин, Мережковский, Чириков и другие крупные и малые эмигрантские писатели-старики – не современность, а история. Они – прошлое. Не в них и не с ними – возрождение русского искусства» (с. 183). В статье «Молодые писатели за рубежом» (Воля России, 10–11, 1929) Слоним повторил то, что уже писал о Бунине и писателях старшего поколения (с. 101) и, с некоторыми ограничениями, отдал дань Набокову как молодому беллетристу (с. 115–116), отмечая его обращение к «нерусским» темам.
На предмет Бунина Пэрри глубоко заблуждался: статья вышла в июле 1933 года, а уже через несколько месяцев Бунину была присуждена Нобелевская премия. Это наконец принесло Бунину заслуженное признание, превратило его на время в мировую литературную знаменитость и повысило его популярность в эмиграции. Награда Бунина оказала электризующее воздействие на культурный климат русского зарубежья. Присуждению премии предшествовала волна критических дискуссий, прокатившаяся по эмигрантским печатным органам от Парижа до Риги и от Харбина до Чикаго. Основной темой полемики было будущее русской литературы в изгнании. Возможно ли создать и сохранить литературную культуру отдельно от ее органической языковой среды? Что отличает литературу русской эмиграции от советской? Что произойдет с литературой русского зарубежья в течение ближайшего десятилетия? Кто унаследует традиции русской литературы, которые, как верило старшее поколение писателей-эмигрантов, им удалось спасти от большевистского обезображивания? Эти и другие вопросы обсуждали критики и писатели на страницах печатных изданий начала 1930-х годов, об этом шли дебаты среди молодых русских поэтов в парижских кофейнях и пражских пивных [18] .
18
Примером может послужить горячая полемика, которая развернулась на страницах недолговечного издания Марка Слонима «Новая газета» в 1931 году; в полемике участвовали Слоним, Марк Алданов, Юрий Терапиано, Гайто Газданов и Николай Андреев. Образец того, что Бунина в середине 1920-х годов воспринимали как некий оплот литературной «правды», – статья Т. Таманина <псевдоним Т. И. Манухиной>. Правда Бунина // Звено. 1925. 30 марта. С. 3.
Присуждение Нобелевской премии Бунину на время изменило установки критической дискуссии [19] . Непримиримо-антисоветски настроенный Бунин стал первым русским писателем, удостоившимся высшего знака мирового признания. Поскольку к середине 1930-х годов Набоков стал ведущим писателем эмиграции, все критики, как бы они ни относились к нему, были склонны сравнивать Набокова с Буниным. К примеру, Глеб Струве, один из создателей литературной легенды Набокова в межвоенные годы, продолжал указывать на литературное ученичество Набокова у Бунина, но при этом утверждал, что нет более различных между собой писателей [20] . В 1934 году Владимир Злобин, секретарь Зинаиды Гиппиус и Дмитрия Мережковского, противопоставлял Бунина и Набокова в сатирической статье: «Руку-то Сирина вы знаете? Мастерская! Бунин давно за флагом. И опять, как всегда: “рука моя писала, не знаю, для чего…”» [21] Имя Набокова все чаще и чаще упоминалось в печати и в русских литературных салонах. Его стали воспринимать как нового лидера литературы русской эмиграции и потому одновременно наследника и соперника старого мастера, теперь увенчанного Нобелевской премией.
19
В 1933 году варшавский еженедельник «Меч» опубликовал серию весьма характерных статей, посвященных идеологическому и культурному возрождению русской эмиграции. Среди авторов были Д. Философов, В. Федоров, Д. Мережковский и Ю. Фельзен. Чтобы понять суть полемики о будущем эмигрантской литературы, можно также обратиться к публикациям влиятельного пражского журнала «Воля России» с 1925 по 1930 год. Особый интерес представляют двухчастная статья М. Слонима «Литература эмиграции» (1925–1926), его же «Молодые писатели за рубежом» (1929) и статья Сергея Постникова «Русская зарубежная литература в 1925 году» («Воля России». № 2. 1926. С. 182–192). См. также: Адамович Г. О литературе в эмиграции // Последние новости. 1931. 11 июня; Струве Г. Русская литература в изгнании (Нью-Йорк, 1956; переиздание: Струве Г. П. Русская литература в изгнании. 3-е изд. М.; Париж, 1996); Раев, М. (Marc Raeff). Russia Abroad: А Cultural History of Russian Emigration, 1919–1939. New York, 1990. Культурный климат эмигрантской среды конца 1920-х годов обрисован в статье: Hugglund, Roger. The Russian 'Emigr'e Debate of 1928 on Criticism // Slavic Review 32:3. September 1973. P. 515–526.
20
Cм.: Струве Г. О В. Сирине // Русские в Англии. 1936. 15 мая. С. 3.
21
См.: Злобин В. О нашем толстом журнале // Меч. 1934. 8. С. 13–14.
Если не считать беглых упоминаний о Бунине как об одном из писателей, повлиявших на молодого Набокова, перипетии отношений этих писателей крайне мало исследовались в послевоенные годы [22] . До последней трети 1980-х годов ученые в СССР не могли свободно исследовать творчество Набокова, да и не имели доступа к архивам на Западе. В официальном советском литературоведении доперестроечной поры мы находим две основные оценки литературных связей между двумя писателями. В 1965 году Александр Твардовский назвал Набокова «эпигоном Бунина» в предисловии к девятитомному собранию сочинений Бунина [23] . Восемь лет спустя буниновед Олег Михайлов коснулся Набокова в обширной вступительной статье к бунинскому выпуску «Литературного наследия». Комментируя известный фрагмент из русскоязычной автобиографии Набокова «Другие берега», где описывается встреча Набокова и Бунина в парижском ресторане, Михайлов заметил: «Не мастерство, не степень таланта, а нечто иное отделяло Набокова, этого Петера Шлемиля литературной эмиграции, потерявшего даже тень связи с родиной, от остальных, пусть менее одаренных писателей» [24] . Набоков назван здесь именем героя романа Адельберта фон Шамиссо «Необычайная история Петера Шлемиля» (1814), заключившего отчаянную сделку и лишившегося собственной тени. По-видимому, уподобляя Набокова Шлемилю, советский критик имел в виду переход на английский язык.
22
Я благодарен исследователям, которые в 1970-е, 1980-е и 1990-е годы затрагивали вопрос взаимоотношений Набокова и Бунина. Саймон Карлинский (Simon Karlinsky) касался вопроса о влиянии Бунина на Набокова; см., к примеру, его замечание в: Dear Bunny, Dear Volodya: The Nabokov-Wilson Letters, 1940–1971. Revised and expanded edition. Ed. Simon Karlinsky. Berkeley, 2001. С. 23; Брайен Бойд (Brian Boyd) касается некоторых биографических и литературных аспектов этого вопроса в своей двухтомной биографии Набокова, которая теперь уже доступна и в русском переводе. Ирина Белобровцева и Светлана Туровская рассматривают след Бунина в рассказе «Красавица»; см.: «Красавица» Набокова: «Вечно летящая стрела, попавшая в цель» // Wiener Slawistischer Almanach 38. 1996. C. 127–135; Борис Носик комментирует некоторые аспекты отношений писателей, см.: Носик Б. Мир и дар Набокова. М., 1995. С. 338–339 и passim. А. Павловский обсуждает автобиографичность прозы Набокова в сравнении с прозой Бунина; см.: Павловский А. И. К характеристике автобиографической прозы русского зарубежья (И. Бунин, М. Осоргин В. Набоков) // Русская литература. 1993. 3. С. 30–53; Джулиан Коннолли отмечает совпадения в том, какую роль память играет в произведениях Набокова, Бунина и Пруста, а также подмечает
В 2000-е и 2010-е годы, уже после публикации моих основных работ о Бунине и Набокове, появились исследования, которые внесли вклад в изучение проблемы литературных отношений Бунина и Набокова. Отметим здесь: Зверев А. Набоков. М., 2001. С. 110–111, 170–172; Анастасьев Н. Владимир Набоков. Одинокий король. М., 2002. С. 87–91 и passim; Leving, Yuri. Five Notes on Nabokov’s Works // The Nabokovian. 48. 2002. P. 8–14; Левинг Ю. «Набоков-7» в кн.: Империя N. Набоков и наследники/Ред. Юрий Левинг и Евгений Сошкин. М., 2006. С. 274–277; Аверин Б. Дар Мнемозины. Романы Набокова в контексте русской автобиографической прозы. СПб., 2003. С. 176–230 и passim; Долинин А. Кубовый цвет (Из комментария к словарю Набокова. В кн.: Analysieren als Deuten. Wolf Schmid zum 60. Geburtstag. Herausgegeben von Lazar Fleishman, Christine G"olz und Aage A. Hansen-L"ove. Hamburg, 2004. P. 563–573); Долинин. «Дар»: добавление к комментариям // NOJ/НОЖ: Nabokov Online Journal. 2007. 1.просмотр 14 августа 2013 года; Панова Л. Вл. Сирин и русский Египет. В кн.: Империя N / Ред. Левинг и Сошкин. С. 348–355; Жолковский А. Розыгрыш? Хохма? Задачка? В кн.: Империя N/Ред. Левинг и Сошкин. С. 430–433; Karshan Thomas. Between Tolstoy and Nabokov: Ivan Bunin Revisited // Modernism/Modernity. November. 2007. Vol. 14. № 4. C. 763–769; Connolly Julian W. The Middle Way: Berberova between Bunin and Nabokov. В кн.: American Contributions to the 14th International Congress of Slavists. Vol. 2: Literature. Ed. David Bethea. Bloomington, 2008. P. 41–50; Morris, Paul D. Vladimir Nabokov: Poetry and the Lyric Voice. Toronto, 2010. P. 42; Филимонов, А. Поэзия Бунина и Набокова // 2010просмотр 14 августа 2013 года; Барабтарло, Г. Сочинение Набокова. СПб., 2011. С. 380–388; 396; Барабтарло. Казарга // Звезда. 2010. 11.14 августа 2013 года; Есаулов И. Литература русского зарубежья и христианская традиция. В кн.: Русская классика: новое понимание. СПб., 2012. С. 315–352; Курицын В. Набоков без Лолиты. Путеводитель с картами, картинками и заданиями. М., 2013. С. 49, 142, 311; Lushenkova, A. (Анна Лушенкова). L’errance dans La Vie d’Ars'eniev d’Ivan Bounine et dans Autres Rivages de Vladimir Nabokov // Slavica Occitania. 37. 2013. C. 179–192.
Кроме того, в России за последнее десятилетие были защищены диссертационные и дипломные работы, в которых разрабатывались отдельные аспекты литературных отношений Бунина и Набокова. См., к примеру: Щербенок А. В. Толстой, Чехов, Бунин, Набоков: Риторика и история: Автореф. дисс. СПб., СПбГУ, 2001; Сидорова С. Ю. Концепция творческой памяти в художественной культуре: Марсель Пруст, Владимир Набоков, Иван Бунин: Автореф. дисс. М., МГУ им. М. В. Ломоносова, 2003; Кириллина О. М. И. Бунин и В. Набоков: проблемы поэтики: «Жизнь Арсеньева» и «Другие берега»: Автореф. дисс. М.: МГУ им. М. В. Ломоносова, 2004.
23
См.: Твардовский А. О Бунине. В кн.: Бунин. СС 1:30. Об этом см.: Paperno Slava, Hagopian, John V. Official and Unofficial Responses to Nabokov in the Soviet Union. В кн. The Achievements of Vladimir Nabokov. Ed. George Gibian and Steven Jan Parker. Ithaca, 1984. P. 105–106.
24
Михайлов О. Путь Бунина-художника. В кн.: Литературное наследство. Т. 84. В 2-х кн. М., 1973. С. 50.
Западных критиков сбили с толку намеренно скупые, уклончивые и туманные отзывы самого Набокова о почти двадцати годах жизни в европейской эмиграции в межвоенный период. В своих автобиографиях, а также в интервью и письмах американского и швейцарского периодов Набоков сознательно преуменьшил ту роль, которую сыграла в его развитии литературная среда русской эмиграции – и в особенности творчество Бунина. Набокову удалось повлиять на своего первого биографа, доверчивого и падкого до сенсаций Эндрю Филда (Andrew Field). Труднее объяснить тот факт, что автор монументальной набоковской биографии Брайен Бойд (Bryan Boyd) упоминает некоторые встречи писателей, но при этом не рассматривает ни литературный диалог Набокова и Бунина, ни архивное наследие этого диалога [25] . В более выигрышном положении по сравнению со своими коллегами на Западе оказались исследователи-эмигранты «второй» и «третьей» волн. Однако эти критики отчасти унаследовали от своих довоенных предшественников превратное представление о Набокове как о «нерусском» писателе. Совсем не случайно высказывание Майи Каганской о том, что динамика творчества Набокова-прозаика «от “Машеньки” до “Лолиты”» – его переход из русской в англо-американскую литературу – суть «отречение» [26] . Не помогли послевоенным исследователям упрощенные формулы, оброненные вскользь реплики в письмах или частных беседах, наподобие краткого ответа Георгия Адамовича на вопрос румынской исследовательницы об отношении Бунина к эмигрантской литературе: «Насчет молод<ых> эмигр<антских> прозаиков не могу ничего вспомнить точно. Сирина-Набокова <Бунин> терпеть не мог, хоть признавал его талант» (24 июня 1969 года) [27] .
25
См.: Field, A. Nabokov: His Life in Art. Boston, 1967; Field. VN: The Life and Art of Vladimir Nabokov. New York, 1986; Boyd, Vladimir Nabokov: The Russian Years. Princeton, 1990; Boyd. Vladimir Nabokov: The American Years. Princeton, 1991.
26
Каганская М. С. 74.
27
Г. В. Адамович – Т. Н. Николеску. 24 июня 1969 года. См.: По следам парижской командировки. Из писем Г. В. Адамовича, Т. А. Осоргиной-Бакуниной и Н. Б. Зайцевой-Сологуб. В кн.: И. А. Бунин. Новые материалы/Под. ред. О. Коростелева и Р. Дэвиса. М., 2004. С. 361.
Сегодняшним исследователям вряд ли удастся полностью реконструировать всю историю личных и литературных отношений Набокова и Бунина. Ушли из жизни очевидцы их встреч и бесед – Георгий Адамович, Марк Алданов, Нина Берберова, Илья Фондаминский, Владислав Ходасевич, Марк Цетлин (Амари) и другие. Не осталось в живых и тех литераторов, которые были близки к Бунину в разные периоды его жизни в эмиграции (Александр Бахрах, Роман Гуль, Леонид Зуров, Галина Кузнецова, Николай Рощин, Ирина Одоевцева, Андрей Седых) и оказались свидетелями его реакций на младшего современника. Не все из свидетелей-очевидцев успели или посчитали нужным записать увиденное; не все опубликовали свои мемуары. Успех реконструкции отношений Бунина и Набокова во многом зависит от возможности собрать и сопоставить значительное количество фактов и деталей, погребенных в саркофагах архивов, среди желтеющих страниц писем и дневников, доступ к которым не всегда бывает открыт. Тем не менее архивные исследования в сочетании с сопоставительным анализом творчества Бунина и Набокова позволили мне частично описать сложную гамму их отношений – переход от содружества к соперничеству [28] .
28
См.: Shrayer. The Poetics of Vladimir Nabokov’s Short Stories, with Reference to Anton Chekhov and Ivan Bunin. Ph. D. Dissertation. Yale University, 1995; Шраер. Иван Бунин и Владимир Набоков: поэтика соперничества. В кн.: И. А. Бунин и русская литература XX века. М., 1996. С. 41–65; Shrayer. Nabokov and Bunin: The Comparative Poetics of Rivalry. В кн.: American Contributions to the Twelfth International Congress of Slavists. Ed. Robert A. Maguire and Alan Timberlake. Bloomington, 1998. P. 182–196; Shrayer. Vladimir Nabokov and Ivan Bunin: A Reconstruction // Russian Literature, Special Issue: Vladimir Nabokov. 1998. XLIII. С. 339–411; Shrayer. Nabokov and Bunin: The Poetics of Rivalry. В кн.: Shrayer. The World of Nabokov’s Stories. Austin, 1998. P. 239–292; Шраер. Набоков и Бунин. Поэтика соперничества. В кн.: Шраер М. Набоков: темы и вариации. СПб., 2000. С. 128–192; В. В. Набоков и И. А. Бунин: Переписка. Вступ. статья Максима Д. Шраера. Публикация и примечания Ричарда Д. Дэвиса и Максима Д. Шраера. В кн.: С двух берегов: Русская литература XX века в России и за рубежом/Под. ред. В. А. Келдыша и Р. Д. Дэвиса. М., 2002. С. 167–219.
С хронологической точки зрения в отношениях Бунина и Набокова прослеживается три главных этапа. Первый – с 1920-х до 1933 года, когда Бунин получил Нобелевскую премию; в 1933 году Бунин и Набоков наконец встретились в Берлине. Второй – примерно до переезда Набокова в Новый Свет в 1940 году; это был период резкого взлета Набокова, когда он стал литературной звездой первой величины, затмившей даже славу Бунина. В центре третьего этапа создание Буниным книги рассказов «Темные аллеи» (1943; 1946); этот этап завершился смертью Бунина в 1953 году. Но и после смерти Бунина Набоков продолжал возвращаться к их довоенным встречам – и к самим произведениям Бунина.
Глава 1
«Не судите меня слишком строго…»
Чтобы распутать хитросплетения личных и литературных отношений Бунина и Набокова, обратимся к их истории. Все началось со знакомства Буниных с родителями Набокова. Ровесник Бунина Владимир Дмитриевич Набоков (1869–1922), один из виднейших деятелей кадетской партии [29] , весной и ранним летом 1920 года находился в Берлине и Париже, готовясь к переезду из Лондона в Берлин, где уже поселились его соратники по кадетской партии Иосиф Гессен и Август Каминка. Приехав в Париж, отец тогда еще юного писателя остановился у князя Владимира Аргутинского-Долгорукова – искусствоведа, бывшего сотрудника Эрмитажа, а в то время второго секретаря Императорского Российского посольства в Париже.
29
См.: Устами Буниных. Дневники Ивана Алексеевича и Веры Николаевны и другие архивные материалы. В 3-х т./Под ред. М. Э. Грин. Франкфурт-на-Майне, 1977–1982 (в дальнейшем – Устами Буниных). Т. 2. С. 10, 78.