Бунт на «Кайне»
Шрифт:
— Да… Только вы должны учесть, что врачи могут ошибаться. Они не были на корабле в тот момент, — возразил Марик.
— Ваша защита, старший лейтенант Марик, строится на следующем: ваш моментальный психиатрический диагноз, несмотря на то, что вы сами признались в полном незнании психиатрии, более верный, чем заключение трех психиатров, вынесенное после трехнедельного обследования капитана. Вот на чем строится ваша защита, не так ли?
— Я только хочу сказать, что врачи не видели капитана в тот момент, когда тральщик был в опасности, — произнес
Челли с торжествующей ухмылкой посмотрел на судей.
— Кто был третьим по чину офицером на судне?
— Лейтенант Кифер.
— Он опытный офицер?
— Да.
— Кем он был до того как попал на флот?
— Он писатель.
— Вы считаете его равным себе по уму или выше?
— Выше.
— Вы показывали ему свой «медицинский журнал»?
— Да.
— Ваши записи в журнале убедили его, что капитан Квиг психически болен?
— Нет.
— За две недели до тайфуна он отговаривал вас от попытки сместить капитана?
— Да.
— И все же, две недели спустя, несмотря на понимание всей тяжести такого нарушения флотской дисциплины и вопреки отрицательному мнению следующего по чину офицера, чей, как вы сами сказали, интеллектуальный уровень выше вашего, и который считал ваш диагноз ошибочным, — несмотря на все это, вы сместили капитана и самовольно взяли на себя команду тральщиком?
— Я взял команду на себя, потому что во время тайфуна капитан был явно болен.
— Вам не кажется нелогичным и даже чудовищно самоуверенным продолжать настаивать на своем безграмотном диагнозе и противопоставлять его мнению трех врачей?
Марик бросил взгляд на Гринвальда, ища поддержки, но тот уставился в стол. Марик мучительно наморщил лоб и помотал головой, как бык, которого раздразнили.
— Может, оно так и выглядит со стороны, не знаю.
— Очень хорошо. Ну а теперь об этом удивительном разговоре с капитаном, когда он предложил вам подделать официальные документы. У вас есть свидетели, могущие подтвердить это?
— Нет, мы с капитаном были одни в его каюте.
— Вы произвели какие-либо исправления или изъятия в тексте? Можете ли вы привести хоть какое-нибудь доказательство, подтверждающее ваше заявление?
— Капитан знает, что все так и было.
— Следовательно, вы надеетесь, что это оскорбительное ложное обвинение подтвердит тот, против кого оно выдвинуто?
— Я не знаю, что скажет капитан.
— Вы предполагаете, капитан Квиг будет лжесвидетельствовать?
— Я ничего не предполагаю.
— А что, если вы выдумали всю эту историю с беседой в каюте капитана, чтобы, так сказать, подкрепить главный аргумент блестяще построенной защиты, а именно, что вы разбираетесь в психиатрии лучше психиатров? Ведь подтвердить или опровергнуть разговор в каюте может только другое заинтересованное лицо, то есть сам капитан?
— Мне бы такое и в голову не пришло.
— Но вам пришло в голову считать, что ваш диагноз точней диагноза врачей?
— Если только… если говорить о капитане Квиге… каким он был в то утро во время тайфуна… — Марик стал запинаться. Пот выступил на его загорелом лбу.
— Вопросов больше нет, — сказал Челли с сарказмом.
Марик посмотрел на адвоката. Гринвальд покачал головой.
— Вопросов у защиты нет.
Марик с потерянным видом покинул свидетельское место.
Когда Гринвальд сказал Блэкли, что его последний свидетель, капитан Квиг, будет давать показания утром следующего дня, председатель объявил судебное заседание закрытым.
36. Квиг против Гринвальда
В качестве доказательств адвокат представил суду фотокопии служебных характеристик Марика и вызвал свидетеля Квига.
Бывший капитан «Кайна» занял место свидетеля. Был он все так же молодцевато подтянут и полон уверенности, как в первый день суда. Марик снова поразился, как могут изменить человека отдых, загар и новая синяя форма. Квиг мог бы служить рекламой для флота — вот какие у нас капитаны!
Гринвальд, не теряя времени, сразу же перешел в наступление.
— Коммандер, утром 19-го декабря в вашей каюте у вас состоялась беседа со старшим лейтенантом Мариком?
— Дайте вспомнить. Значит, на следующий день после тайфуна? Да, состоялась.
— По вашей просьбе?
— Да.
— Беседа о чем?
— Видите ли, должен сказать, мне было жаль его. Мне было чертовски обидно, что из-за его паники и ошибки, которую он допустил в результате, он сломал себе жизнь. Особенно обидно потому, что я знал о его желании сделать военно-морскую службу своей профессией. Я постарался, как мог, объяснить ему серьезность ошибки, которую он совершил. Я посоветовал передать команду мне, а я постараюсь в рапорте в самых осторожных и смягченных выражениях лишь упомянуть об инциденте.
— Что же он ответил?
— Ну, это вы сами видите. Он настоял на своем, и все закончилось военным трибуналом.
— Вы сказали, что вам было жаль Марика. А вас не беспокоило, как данный эпизод отразится на вашей собственной карьере?
— В конце концов, я знал, чем закончится медицинская экспертиза. Не скажу, чтобы я очень беспокоился.
— Вы не предлагали не докладывать командованию о происшедшем?
— Разумеется, нет. Я предлагал составить рапорт об инциденте, смягчив, как только можно, остроту ситуации.
— Как вы предполагали это сделать?
— Мне казалось, можно было найти смягчающие вину обстоятельства. В критической обстановке бывают случаи, когда младший офицер может потерять голову. К тому же под моим руководством он неплохо провел операцию по спасению членов команды затонувшего эсминца. Я рассчитывал, что, вновь передав мне командование, он этим признает свою ошибку. В тот момент это был для него единственный выход.
— Вы не предлагали ему не сообщать об инциденте?
— Что вы, это было невозможно! Ведь в журналах корабля были сделаны записи.