Бунт на «Кайне»
Шрифт:
— Они были сделаны карандашом или напечатаны на пишущей машинке?
— Это не имеет никакого значения.
— Записи были сделаны карандашом, коммандер?
— Дайте вспомнить. Возможно. Да, записи в навигационном журнале и журнале вахтенного офицера всегда делаются карандашом. Не думаю, чтобы писарь мог печатать на машинке во время всей этой кутерьмы, которая тогда творилась.
— Вы не предлагали стереть сделанные карандашом записи об инциденте 18-го декабря и не упоминать о нем в донесении?
— Нет.
— Старший лейтенант Марик под присягой показал, коммандер, что вы сделали ему такое предложение. И не только это, вы просили его, и даже слезно просили стереть эти карандашные строчки, а за это обещали замять весь инцидент и не рапортовать о нем начальству.
— Это неправда, — спокойно, вежливым тоном ответил Квиг.
— Значит, в его показаниях нет ни грана правды?
— Это искажение всего, что я только что сказал, а я сказал правду.
— Вы отрицаете, что предлагали сделать подчистки в журнале и замолчать инцидент?
— Да, отрицаю самым решительным образом. Все это вымысел, так же как мои просьбы и слезы. Чудовищно!
— Вы обвиняете мистера Марика в лжесвидетельстве?
— Я ни в чем его не обвиняю. Он и так обвиняется кое в чем куда более серьезном. Вам еще и не то доведется услышать обо мне от мистера Марика, вот так.
— Не означает ли это, что кто-то из вас двоих говорит неправду о вашей беседе?
— По-видимому, так.
— И вы можете доказать, что это не вы?
— Все, что я могу сделать, это поставить свою безупречную восьмилетнюю службу на флоте против слов человека, которого судят за бунт.
— Следовательно, все, что мы имеем в данном случае — это слово Марика против вашего слова?
— К сожалению, в каюте кроме нас никого не было.
— Коммандер, вы рекомендовали коммодору на Улити позволить Марику отвести «Кайн» в пролив Лингайен?
— Я ждал этого вопроса. Да, рекомендовал.
— И это несмотря на то, что вы видели его, как вы выразились, в состоянии паники, совершающим грубую, роковую, можно сказать, ошибку?
— Я не рекомендовал его командиром тральщика. Коммодор объяснил мне ситуацию, сказал, как флоту нужны тральщики в тот момент, просил забыть о личных антипатиях. Я так и поступил. И Марик доказал, что я не напрасно столько труда вложил в его подготовку в качестве моего помощника. И даже если случится, что его оправдают, а я останусь с запятнанной репутацией до конца своей службы, я все равно буду считать, что поступил тогда правильно.
— И вы не опасались, что его опять охватит паника и он наделает ошибок? Только теперь за них могла бы заплатить жизнью команда «Кайна»?
— Как видите, он не наделал ошибок. С моей стороны это был взвешенный риск, и он оправдал себя.
— Коммандер, у Лингайена тральщик был атакован камикадзе, и тем не менее Марик привел судно обратно практически невредимым. Мог бы это сделать человек, охваченный паникой?
— Насколько я понимаю, это было рикошетирующее попадание, по сути, камикадзе промахнулся. Мне также известно, что Кифер отлично проявил себя в момент опасности. Кифер прекрасный офицер, лучший на судне. Я полагался на него больше, чем на Марика.
— Коммандер Квиг, вы когда-нибудь получали сумму в сто десять долларов от лейтенанта Кейта?
— Может быть. Я так сразу не могу вспомнить.
— Он показал, что получали.
— Получал? Когда это было?
Когда пропал ваш ящик при разгрузке в Сан-Франциско. Он признал, что это произошло по его вине и возместил вам стоимость потери.
— Да. Припоминаю. Это было более года назад. В декабре, кажется. Это была его вина, и он настоял на возмещении убытка.
— Что было в этом ящике, оцененном в сто десять долларов?
— Личные вещи. Я уже не помню. Возможно, морская форма, книги, навигационные приборы — обычные вещи.
— Вы помните сумму — сто десять долларов?
— Примерно так, точно не помню.
— Каким образом Кейт оказался виновным в потере ящика?
— Он был вахтенным офицером и отвечал за разгрузку. Он отдавал путаные и противоречивые распоряжения. Матросы, разгружавшие катер, были сбиты с толку, растерялись, ящик упал в воду и затонул.
— Ящик с одеждой затонул?
— Там, кажется, были еще какие-то вещи. Куски кораллов, собранные на память.
— Коммандер, а не было ли в этом ящике бутылок со спиртным?
После едва заметной паузы, когда у Квига, может быть, ёкнуло сердце, он ответил:
— Разумеется, нет.
— Кейт показал, что вы заставили его заплатить за тридцать одну бутылку спиртного.
— Вы много еще услышите всякой неправды обо мне от Кейта и Марика. Они главные виновники, и они способны на любые измышления.
— Вы сами изготовили этот ящик?
— Нет. Его сделал мне судовой плотник.
— Вы помните его фамилию?
— Нет, не помню. Она должна значиться в списке команды. Он давно уже ушел с корабля.
— А где он сейчас, коммандер?
— Не знаю. Я списал его на берег в Фунафути. Коммодору понадобился плотник. Это было в прошлом году, в мае.
— И вы не помните его фамилию?
— Не помню.
— Может, старшина второго класса Отис Ф. Лэнгхорн?
— Лэнг, Лэнгхорн. Что-то вроде этого.
— Коммандер, на Трежер-Айленд, в школе при ремонтных мастерских, есть такой старшина первого класса Отис Ф. Лэнгхорн. Если хотите, мы можем вызвать его для показаний.