Бунт. Книга II
Шрифт:
Прошло немного времени, и стрелецкое начальство уже сидело за дубовым столом, пили забористую водку, закусывая соленой рыбой и зернистой осетровой икрой.
Седовласый голова Григорий Безруков пустил слезу, рассказывая о пережитом при встрече с Разиным.
– Встретил нас злодей выше городка Черного Яра. Окружили казаки со всех сторон – так, что плыть некуда, и велели бросить якорь. Потом полезли на наши струги и давай шарить по трюмам. Забрали кое-какой товар, вино и много хлебного запасу. А меня схватили и поволокли к Разину. Напужал меня тогда Стенька Разин, думал – жизни лишит. Объявил атаман всем моим стрельцам волю, стал их звать в свое войско. А я тоже не лыком шит: велел своему сотнику подарить Разину бочку с водкой и, видать, шибко угодил ему. А тут еще Леонтий Плохой и сотник Федор Алексеев, – дай Бог им здоровья, – стали уговаривать атамана не грабить государев караван. Только тогда отступился супостат.
Сидя тут же за столом, Данило внимательно слушал стрелецкого голову:
– А далеко ли сейчас Разин отсюда?
– Да уж недалече, – живо ответил голова. Шубин хмыкнул, затем молвил:
– Надо бы нам с остережением плыть, а то наткнемся на разбойника. Тогда беды не миновать.
Григорий Безруков поинтересовался:
– А что в лодках везете?
– Колодников!
– Тогда, ребята, вам надобно беречься атамана. Порешит он вас, а колодников освободит, – предупредил голова. – У меня он многих стрельцов к себе переманил.
Расстались полуголова Парфен Шубин с головой Григорием Безруковым уже под вечер, наговорившись вдоволь и выпив изрядно водки. Поплыли – один вверх, а другой – вниз по реке.
Плыл полуголова Шубин по Волге с большой осторожностью, а когда узнал от посланных вперед изветчиков, что Разин уже подходит к Царицыну, решил переждать, пока атаман уйдет на Дон, остановился, не доходя тридцати верст до города, на нагорной стороне, напротив Переливного острова.
Утром другого дня, когда стрельцы расположились на долгое стояние, Данило присел у борта лодки, глубоко задумавшись. Мысли в голову лезли всякие, а особенно о деле, в которое он впутался, вернее, вовлекла его сестра Анна. Со злобой он плюнул за борт, сердито выругался, затем сказал про себя: «Какая она к черту Анна! Это ее немчура Герлингер так окрестил, а так всю жизнь Аришкой была. Высоко взлетела Аришка, с воеводами знается, а начинала с дворовых девок. Вишь, как вышло: даже сам астраханский воевода Прозоровский прислушивается к ней. Эх, зря я согласился на уговоры сестры. Кто мне Разин? Пусть себе грабит толстобрюхих, надо бы их всех растрясти. Была у меня под Воронежем своя земелька, жил, как человек, жена, детки были, а теперь что? Не смог я тогда недоимку уплатить своему толстопузому помещику, разорил, собака, мое хозяйство. Век не забуду, как пытали меня на дыбе, жену и деток дворовыми сделал помещик, а затем продал куда-то в Подмосковье другому такому же мучителю и лиходею. Теперь жди, когда кончится мое урочное время, а может, и не кончится никогда. Говорят, сыск беглых продлили на девять лет, а там, наверно, еще набавят. Убег я на Астрахань к сестре, думал пережду, а вон как вышло: заарканили меня воевода с сестренкой в паскудное дело. Да еще пригрозил Прозоровский: если откажусь, выдаст лиходею-помещику».
Не имел в душе Данила вражды к Разину, наоборот, нравился ему атаман, но назад пути не было. Вздохнул полной грудью, поглядел вокруг, да и задержал от удивления дыхание. Из-за Переливного острова прямо к лодкам Парфена Шубина выплывали струги Степана Разина. Заметив разинцев, стрельцы в испуге заметались, попытались отчалить, но было поздно. Разинские лодки плотным полукольцом охватили стоянку Шубина.
Данило растерялся, не зная, что предпринять. Знал, что если казаки захватят его здесь, не миновать ему расправы. Выход был один: прыгать в воду и спасаться, пока не поздно.
Данило соскользнул со струга в воду и, набрав в легкие воздуха, глубоко нырнул, стал плыть под водой навстречу казацким лодкам. Казалось, время остановилось, и он плывет под водой целую вечность. Стало не хватать воздуха, но пловец упорно продолжал двигаться вперед. В ушах застучали молоточки, перед глазами поплыли разноцветные круги. Больше уже не оставалось сил. Данило все-таки сопротивлялся, не хотел всплывать, но нужен был воздух. Попытался еще плыть, а руки и ноги перестали слушаться, он стал медленно всплывать, отчаянно сопротивляясь, понимая, что еще рано. Вынырнув среди казацких лодок, судорожно стал глотать воздух, но тут сильный удар веслом по голове лишил его сознания.
Когда казацкие лодки пристали к берегу, с головного, атаманового струга в окружении ближних есаулов сошел Разин. Его хмурое лицо не предвещало ничего хорошего. Черные глаза атамана впились в вышедшего ему навстречу Парфена Шубина. Полуголова поклонился ему в пояс, поднес большой кубок с фряжским вином. Степан взял его в руки и резким движением выплеснул вино в лицо Парфену. Тот стоял с выпученными глазами, не говоря ни слова, как будто его не дорогим вином окатили, а холодной водой из ведра. Не дав опомниться стрелецкому начальнику, атаман крикнул:
– Да как ты смел держать в вонючих трюмах моих бывших товарищей – казаков, захваченных на Яике! Вели сейчас же выпустить всех на волю!
Парфен Шубин повалился в ноги перед атаманом:
– Не могу выпустить я их на волю, Степан Тимофеевич, хоть режь меня на куски. Велено мне доставить их для розыску в Москву, на то есть повеление государя нашего Алексея Михайловича!
Разин побагровел, закричал:
– Да я государя твоего знаешь где видел… – и, обратившись к есаулам, коротко приказал: – Посадить его в воду!
Разинцы мигом заломили руки полуголове, его сотнику и полусотникам. Простые же стрельцы стояли в стороне, даже не пытаясь защищать своих начальников.
– Стойте! Стойте! Степан Тимофеевич! Что же ты делаешь?! Побойся Бога и государя нашего! Мало тебе вольностей, которые ты натворил! – кричал Леонтий Плохой, подбегая к атаману.
Пока шли переговоры со стрелецким начальством, казаки уже выпустили колодников на берег реки. От всей этой серой, оборванной толпы с горящими, голодными глазами шел нехороший дух. Ослабевшие люди, гремя цепями, подошли к атаману.
– Ладно, полуголова, не буду я тебя в воду сажать и губить твоих начальных стрельцов, за то скажи спасибо вон ему, – и Разин указал пальцем на Леонтия Плохого. – Уважаю я его за доброту к людям и справедливость!
Степан отвернулся от полуголовы, пошел навстречу колодникам, отыскивая взглядом знакомые лица. Хоть и изменились до неузнаваемости его бывшие товарищи, все-таки среди них отыскал атаман Андрея Басыгина, обнял его, крепко расцеловал крест-накрест по русскому обычаю:
– Все же выжил! Выжил!
Ничего не мог сказать Андрей, в горле его что-то булькало, по грязным щекам текли слезы. Тут же подошли и другие колодники: Карпушка Тихий, Евсей Блохин, Андрей Чупыхин. Со всеми Степан расцеловался, приговаривая:
– Вот где нам довелось встретиться, ребята! Мы еще отомстим им за все, – и атаман погрозил пудовым кулаком в сторону Царицына.
Ослабевшие колодники долго стоять не могли, тут же садились наземь. Видя это, атаман обратился к ближним есаулам:
– Надобно колодников одеть, обуть, накормить вволю да определить по стругам. Пусть несколько дней отъедаются да вино пьют.