Буревестник
Шрифт:
Маргарита нахмурилась.
– Так ведь Трешему и кардиналу Бофорту только это и нужно, мастер Брюер!
Она с недоумением взглянула на улыбающегося Дерри.
– Нас сейчас это вполне устроит. Это даст время, которого мне больше всего недостает. Мне нужно узнать, где они его держат. Благодарю вас, ваше величество. Я обращусь к лорду Сомерсету. Он наверняка поможет. У него есть свои вооруженные люди. Я только молю Бога, чтобы его еще не начали пытать.
Дерри вновь опустился на колено у кровати своего суверена и склонил голову, чтобы еще раз обратиться к нему.
– Ваше величество! Ваш дворец находится на расстоянии короткого плавания от Вестминстера. Если бы вы приехали туда, это очень помогло бы Уильяму. Это очень помогло бы мне.
Генрих смотрел на него, моргая.
– У вас нет пива, Брюер! Доктор Олуорти говорит, что я должен спать!
Дерри в отчаянии закрыл глаза, и ему не оставалось ничего иного, кроме как покорно кивнуть.
– Как скажете, ваше величество. Если не возражаете, я покину вас.
Король Генрих махнул рукой. Маргарита заметила, как побледнело и напряглось лицо Дерри. Он медленно поклонился ей и поспешил из спальни прочь.
Уильям расхаживал взад и вперед по башне Джуэл, высившейся через дорогу от Вестминстерского дворца, и каждый его шаг по толстым дубовым доскам пола отдавался визгливым скрипом. В большой холодной комнате не было ничего, кроме стола и кресла, расположенных таким образом, чтобы их освещало солнце. Внутренний голос говорил ему, что он находится здесь по заслугам. Он не сумел остановить французскую армию. Хотя его люди истребили великое множество врагов, они были вынуждены отступать до Кале, оставляя за собой кровавый след. Перед отплытием в Англию он видел, как его солдаты поднимают с помощью лебедки городские ворота и опускают древнюю решетку, а на крепостной стене занимают позиции лучники. Уильям устало улыбнулся. По крайней мере, ему удалось спасти лучников. Но и только.
Когда его арестовали люди Трешема, он не оказал никакого сопротивления. Его солдаты положили руки на рукоятки мечей, вопросительно глядя на него, но он покачал головой и безропотно позволил увести себя. Он рассчитывал на защиту со стороны самого короля и был уверен, что сможет опровергнуть выдвинутые против него обвинения.
Из окна были видны королевский дворец и древнее аббатство с восьмиугольным зданием капитула. Члены Палаты общин собирались там или в зале, расписанном батальными сценами. Уильям неоднократно слышал разговоры о том, что им необходимо предоставить постоянное место, где они могли бы проводить свои дебаты, но каждый раз у правительства находились более важные дела, нежели поиск теплого помещения для представителей провинции. Он потер виски, чувствуя напряжение и тревогу. Только слепой мог не замечать ярость людей и исходившую от них угрозу насилия, которые бросились ему в глаза, едва он ступил на родную землю. Проезжая по Кенту, он не раз видел марширующие по дорогам большие колонны солдат. На постоялом дворе, где он остановился на ночлег, только и говорили, что о Джеке Кейде и его армии. Хозяева весь вечер бросали на Уильяма враждебные взгляды. Однако, узнавали его или нет, никто не осмеливался чинить ему препятствия на пути в Лондон.
Отвернувшись от окна, Уильям продолжил расхаживать по комнате, сцепив руки за спиной. Предъявленные ему обвинения были смехотворны для каждого, кто знал, что в действительности происходило в последние два года. Он был уверен, что они будут сняты, как только известие о них дойдет до короля. Интересно, знает ли о его аресте Дерри Брюер, подумал он. Судя по присланному им предостережению, Дерри очень не хотелось, чтобы он возвращался домой, но у него, по сути дела, не было выбора. Уильям распрямил спину. В конце концов, он был командующим английскими войсками во Франции и герцогом короны. И никакие катастрофы, свидетелем которых ему пришлось стать, не могли изменить этот факт. Неожиданно он подумал о жене, Алисе. У нее не было известий о нем, кроме тревожных слухов. Интересно, позволят ли ему его тюремщики написать ей и сыну Джону. Он не хотел, чтобы они беспокоились о нем.
Уильям остановился, услышав зазвучавшие внизу мужские голоса. От уголков его губ пролегла жесткая складка, а костяшки сжавшихся пальцев побелели, когда он узнал один из них. Ожидая их, он стоял возле лестницы, словно нес караульную службу у входа в комнату. Ладонь его правой руки непроизвольно хватала воздух у бедра, где обычно находилась рукоятка меча.
Ричард Йорк с мальчишеской прытью поднимался по лестнице в сопровождении двоих мужчин. Он застыл на месте, увидев Саффолка, стоявшего в угрожающей позе.
– Успокойтесь, Уильям, – миролюбиво произнес Йорк, входя в комнату. – Я говорил вам во Франции, что вы получили чашу с ядом. Неужели вы думали, что я спокойно отправлюсь в Ирландию, в то время как в Англии происходят поистине судьбоносные события? Вряд ли. В последние несколько месяцев у меня было много дел. Уверен, у вас их было еще больше, хотя результаты вашей деятельности не столь блестящи.
Йорк прошел к окну и бросил взгляд на восходящее солнце и туман, окутывающий Вестминстер. Вслед за ним в комнату вошли сэр Уильям Трешем и кардинал Бофорт. Йорк, не оборачиваясь, показал на них пальцем.
– Вы, конечно, знаете Трешема и Бофорта. Предлагаю послушать, что они скажут, Уильям. Очень вам советую.
На губах Йорка промелькнула улыбка. Вид из окна явно доставил ему удовольствие. Йорка всегда привлекали помещения на верхних этажах зданий – может быть, потому, что ему казалось, будто Бог ближе к их обитателям, нежели к тем, кто находится внизу.
Разумеется, Уильям обратил внимание на меч Йорка, как и на кинжал с длинным тонким лезвием, удерживаемый на поясе двумя деревянными резными полированными яичками [18] . Клинок для колющих ударов, длинный и тонкий. Уильям вовсе не рассчитывал на то, что Йорк настолько глуп, чтобы подойти к нему слишком близко и позволить ему завладеть его оружием, но тем не менее он оценивал расстояние, разделявшее их. Трешем и кардинал Бофорт, по всей видимости, не были вооружены, но Уильям понимал, что он был точно таким же пленником, как и все несчастные, томившиеся в темницах Вестминстера и Тауэра. Эта мысль вывела его из задумчивости, и он поднял голову.
18
Вероятно, речь идет о кинжале баллок, гарда которого была образована не крестовиной, а двумя круглыми выступами.
– Почему меня, обвиняемого в государственной измене, не посадили в Тауэр? Не потому ли, Ричард, что вам хорошо известно о безосновательности этих обвинений? Я ничего не делал по собственной инициативе. Один человек не мог заключить перемирие с Францией, чем бы оно ни обернулось.
Он вдруг подумал о Дерри Брюере и испытал приступ дурноты при воспоминании обо всех этих договоренностях и обещаниях.
Его слова остались без ответа. Тем временем по лестнице поднялись два коренастых солдата в кольчугах и плащах. Уильям с отвращением заметил, что они несут грязный парусиновый мешок. Когда они поставили его на пол, в нем что-то звякнуло.
Кардинал Бофорт кашлянул, и Уильям повернулся к нему, стараясь скрыть отвращение. Двоюродный дед короля с гладко выбритым черепом смотрел куда-то вдаль, сложив вместе длинные белые пальцы, как будто читал молитву. Он был лорд-канцлером при двух королях и являлся потомком Эдуарда III и Джона Гонта. Бофорт был тем самым судьей, который приговорил Жанну д’Арк к сожжению на костре, и Уильям знал, что старик отнюдь не отличается добротой. Он подозревал, что из этой троицы именно кардинал был инициатором его ареста. Присутствие Йорка было недвусмысленным свидетельством его лояльности по отношению к кардиналу. Уильям едва удержался от ухмылки, услышав голос Бофорта, приторно-томный от десятилетий чтения молитв и пристрастия к медовухе.