Бури
Шрифт:
— Сейчас теплее? — хрипло спросил он.
— Да, — прошептала я, — гораздо теплее.
Он подхватил вёсла и медленно повёз нас к берегу. Я не хотела, чтобы он торопился, и он не спешил, как будто внял моим желаниям. Приноровившись к движению его корпуса, я задремала, положив голову ему на ногу.
На берегу нас ждал Леонид. Он разговаривал с какой-то женщиной. Как только мы причалили, и Алеард вытащил меня из лодки, она сразу подошла ко мне и крепко обняла.
— Меня зовут Алина! — сказала она, и я увидела в её глазах слёзы. — Ты спасла моего Сашку, Фрэйа! Спасибо тебе!
Я немного растерялась.
— Пожалуйста! Он храбрый и терпеливый мальчик.
— Правда? А папа назвал его обалдуем… — рассмеялась она сквозь слёзы. — Ты навестишь его?
— Да, постараюсь, — ответила я.
Мы ещё раз обнялись. Леонид посмотрел на меня.
— Ты как? Ничего здесь не разглядишь.
— Хорошо, — ответила я. — Алеард меня… кхм… — я поперхнулась от волнения, — вылечил.
— Отлично, — ответил Леонид. — Тогда идёмте?
Они с Алиной пошли вперёд, а капитан снова взял меня на руки.
— Алеард! — смутилась я. — Ты, наверное, устал меня таскать!
Мужчина издал какой-то неопределённый звук. Кажется, это был смешок.
— Ну ты скажешь тоже, Фрэйа. Мне нравится тебя таскать, — склонившись, тихо произнёс он, — а от занятий, которые нравятся, не устают. От них получают удовольствие.
Я покраснела и спряталась за его подбородком. Он был сегодня так нежен и откровенен со мной. Впрочем, как и тогда, на озере, и на Празднике Дождя…
В эту ночь я ночевала в его квартире, на хорошо знакомой мне кровати. Алеард спал, как и тогда, на кушетке. Я думала о нём всю ночь, даже во сне он мне приснился. Наутро я с изумлением обнаружила, что мои раны затянулись, а пальцы стали почти обычными. Я не стала ни о чём спрашивать. Всё и так был предельно ясно.
В среду утром мы решили сфотографироваться все вместе. Бури разместился позади нас, чуть в отдалении, чтобы поместиться в кадре, часть людей встала, остальные уселись внизу. Я не стала спрашивать у зверя, почему он не стал меньше. Трава была такой густой, что казалось, будто мы находимся в гнезде. Ещё более странным это выглядело потому, что Бури словно приглядывал за нами, как за птенцами… Не знаю, думал ли кто-то, кроме меня, о чем-то подобном.
— Семейное фото, — шутил Эван.
Конечно, я стояла рядом с Алеардом. Получилось много забавных фотографий, и лучше всех вышел на них Бури. Он позировал серьёзно и старательно, иногда, правда, смешно разевал клюв, и тогда Эван начинал хихикать, а вслед за ним по цепочке и все остальные. Он умел заразительно смеяться. Мне понравились фотография, где мы ещё только устраивались. На ней каждый был собой.
Было три часа дня, когда мы погрузились на Бури, зачем-то принявшего свой механический облик, расселись по местам и полетели над землей. Это был пробный полет. Наши вещи давно уже были на борту, все веселились и смеялись, а меня не покидало чувство непонятной тревоги. Алеард сидел неподалеку, но он был занят, разговаривая с Кёртисом, Кристианом и Оланом. Когда внезапно мир начал покрываться мраком, я поняла: всё. Мы уходили в черноту не по своей воле — это делал Бури. Наверное, именно я этот момент он решил: пора… Я испуганно рванула к Алеарду, но не успела.
Промежуток встал за спиной и глубоко вздохнул. Впервые я ощутила время и расстояние, отделявшее меня от остальных и нас всех друг от друга. И поняла: мы не сможет вернуться на Землю. Не сейчас и ещё нескоро. Этот факт подтверждало и то, что неизвестно как вместе со мной переместился в Промежуток и мой старый зеленый рюкзак. Это знание жило в сердце, как железный гвоздь.
В рюкзаке лежал дневник. Я раскрыла его наугад и прочитала: «Ничто не происходит просто так. Всё имеет своё место в мире, и мы в том числе. Решающее мгновение — и ты уже в пути, наедине с собой и своими мыслями. Всего лишь шаг к уединению, а там недалеко и до одиночества. Я научусь ждать, и ты научись, потому что это важно. Я научусь терпеть и научусь быть сильной и отважной, и ты будешь со мной — в моих мыслях и в моём сердце. Навсегда. В этой жизни и во всех прочих жизнях — хороших и не очень, и просто замечательных. Найди меня и обрети собой, и я вспомню себя в тебе. Открою тебе воспоминания и мысли, что были нашими когда-то. Найду тебя единственного, не забытого, к кому стремиться моё сердце. И — полюблю, снова и вновь. Навечно».
Наверное, это прозвучит глупо, но от расстройства я заснула возле большого тёплого камня. Сон мой был, как боль: долгий, трудный, изматывающий; я отчаянно бежала куда-то, и видела сотни лиц: узнаваемых и новых, любимых и ненавистных, ощущала множество чувств: от гнева до наслаждения; я боролась и сдавалась, отчаивалась и обретала надежду, находила и снова теряла. И это был отнюдь непростой сон.
Глава 6. Сон первый
…Что-то незнакомое. Ниже, ближе, внимательнее. Куда идти? Я отделилась от самой себя и стала обычным проводником. Всё постичь заново. Изучить каждое новое чувство. Я — никто. Просто питаюсь и запоминаю, вбираю чувства, мысли и события. И это правильно — быть Пустой…
…Он сидел на большом ребристом валуне, задумчиво глядя по сторонам. Ему не хотелось улыбаться: вокруг, куда ни глянь, простиралась пустыня. В отличие от Промежутка здесь не было ни моря, ни звезд, только серое крошево колючего песка и камни, не желавшие с ним разговаривать. Он прекрасно знал, что у него не получится вернуться домой, но знал также, что может идти вперед.
Кристиан бодро спрыгнул вниз. Вперед — это гораздо лучше, чем сидеть на одном месте. Он упрямо подумал, что все-таки сможет выйти на след кого-нибудь из ребят, уж Алеарда точно в скором времени разыщет.
После того, как всю команду выбросило в Промежуток (а, точнее, в Промежутки), Кристиан не единожды пытался установить с ребятами связь. И ничего. Никакого отклика. Есть только он и миры. Ни Земли, ни экипажа. Внезапное расставание поставило жирную точку в рассказе о неделимой дружной команде.
Единственный голос, по-прежнему звучащий в его сознании, принадлежал Бури. Кристиан не стал ни о чём у зверя спрашивать. Он готов был во всём разобраться самостоятельно, и неважно, сколько на это уйдёт времени.
В этом мире солнце, если таковое и было, совсем не умело греть. Стояли вокруг непонятные серые сумерки. Не вечер, не утро. Не пойми что. Он снял рубашку, думая, что без неё будет легче шагать, однако вскоре ему пришлось об этом пожалеть: ветер не давал свежести, лишь забивал в кожу бурую пыль. Всего через пару минут мужчина стал чесаться и обнаружил, что кожа на груди и торсе поменяла цвет: она стала серо-коричневой. Он провел рукой по животу, но пыль так просто стираться не желала. Въедливая, гадина! Что же, впредь нужно быть умнее. Кристиан неохотно натянул на грязное тело рубашку — какая теперь разница?