Бури
Шрифт:
Она разозлилась не на шутку и кричала на него, как сумасшедшая. Ярость, копившаяся целый день, вышла наружу. Она никогда ни на кого не кричала прежде — не было нужды. Но Эдман взбесил её.
— Твоя месть не стоит ломаного гроша! Кому она нужна? Твоему брату? Он мёртв, он уже не с нами, не здесь! А ты жив, Эдман, ты стоишь передо мной, болтаешь чушь о том, как поступать следует, а как нет. Не желаю слушать этот бред! Бред, ясно? Оставайся, отдай жизнь, если она тебе не дорога. Ты мыслишь прошлым, Эдман. Андреас не вернётся. Никогда. Только в иной жизни, а у тебя ещё и эта не кончилась. Весело? Я тебе поверила, да. Решила, что ты подумаешь и согласишься.
— Ева, — он поймал её за руки.
— Дай пройти, кому сказала! Пусти меня!
— Ева! — Он не отпустил её пальцы и не сдвинулся с места. — Ты права. Я знаю, что права. Но я не могу. Я не знаю, как любить, понимаешь? Ты мне нравишься, действительно очень нравишься, но я мёртвый и глупый, и заслуживаю умереть от выстрела в спину.
— Идиот! — исступленно закричала Ева. — Ты просто идиот!
— Да, это про меня.
— Отпусти мои руки, — угрожающе произнесла девушка, — или я тебя снова ударю!
Эдману стало смешно, но он повиновался. Он так хотел поверить ей, пойти за ней, почувствовать её… но боялся. Проклятая трусость!
— Эдман, ты — упрямая скотина, вот что я тебе скажу! Ну как ещё мне объяснить, что ты отдашь жизнь за пустоту? Ты не слышишь меня, не ощущаешь моих слов в сердце! — она в отчаянии всхлипнула, как вдруг осознала одну простую истину: Эдман должен сделать выбор раз и навсегда. И она ему в этом поможет. — Я придумала. Сейчас всё станет ясно. Я знаю, как поступить.
— Знаешь? — Он поднял брови.
— Да. Только ты должен мне довериться, хорошо?
— Хорошо, — ответил он, гадая, что девушка задумала. Он доверился бы ей в любой ситуации.
— Стой на месте как стоишь. И глаза закрой! — приказала Ева, ужасаясь тому, что собирается сделать.
Эдман удивлённо поглядел на неё, но глаза закрыл. Девушка осторожно шагнула к нему, пытаясь справится с дыханием и заставить сердце стучать тише. Ещё полшага, и ещё. Она прильнула к его груди, медленно тронула пальцами его волосы, отводя их назад, и Эдман вздрогнул.
— Ева, что ты?..
— Тихо! Молчи! — пробормотала она. Ей и без его слов было непросто.
— Хм, — отозвался он, улыбнувшись.
Она провела пальцами по его груди и тихо, но настойчиво попросила:
— Обними меня, пожалуйста.
Эдман исполнил её просьбу незамедлительно, и она решилась. Поднялась на цыпочках, обхватив его плечи — и поцеловала прямо в губы. Больно и отчаянно. Мужчина сразу открыл глаза.
— Вот что, Эдман, — произнесла она тихо. — Если ты уйдёшь сейчас, я больше никогда не поцелую тебя, никогда не стану твоей. Никогда. Ты променяешь меня на месть. Смерть променяешь на жизнь. И всё, что было между нами — пусть несколько дней, пусть кажется, что выдумка! — растворится и умрёт. Если ты поцелуешь меня в ответ — я сделаю тебя счастливым. Но шагни в сторону, и я уйду в Промежуток. И не вернусь. Никогда. Оттолкни меня, Эдман. Оттолкни, если я не нужна тебе.
Эдман был ошарашен её словами, он не хотел её отталкивать. Внутри него всё бушевало: желание наказать виноватых, злоба, ненависть к тем, кто сделал его таким… и ненависть к себе самому. Всю жизнь он убегал, всегда был на шаг позади своих мыслей.
Но Ева нашла его. Она разбудила его. Полюбила? Все те женщины, что у него были, гнались за положением и достатком. Еве не нужно было ни то, ни другое. Она желала его самого.
Мир обрёл предельную прозрачность. Всё стало на свои места, когда он решил отпустить себя. Эдман чувствовал, как судорожно она сжимает его рубашку, чувствовал, как дрожал её пальцы. Он знал её рядом — и это было счастье. А он хотел быть счастливым.
Ева чувствовала, как слёзы подступают к горлу. Она готова была зарыдать. Она соврала: она бы не шагнула в Промежуток без него, а пошла бы за ним и погибла вместе с ним. Оттолкнёт? Обнимет? Может, она не нужна ему? Тогда как ей быть? Что делать со своими чувствами? Неужели вот так это и кончится, неужели она ничуточки не люба ему?
Эдман прижал к груди её голову, губами коснулся густых, горьковато пахнущих корицей волос, обнял за талию…
— Ты моя, Ева, — сказал он ей в ухо. — Я не оставлю тебя…
…После завтрака они пошли на берег. Фадр хотел показать Алану свою лодку. О море и пустыне он мог говорить постоянно, и каждый раз его красивые сказки удивительно сплетались с реальностью. Фадр умел находить в жизни прекрасное, даже тогда, когда оно хорошо пряталось.
Лодка оказалась небольшой и очень старой. Как и сам Фадр. Он был невысок ростом, но всё ещё крепок телом. Вот только сильно хромал на левую ногу, хотя предпочитал обходиться без костыля.
— Я ещё не развалился! — беззлобно сказал он Алану, когда тот предложил свою помощь.
Махунг сразу залез в лодку и принялся болтать о том, как однажды он уплывёт на ней в дальние страны. Фадр слушал внука, тихо улыбаясь.
— Да, так и будет, — сказал он.
Алан присел на корточки на краю причала.
— Может, вам нужна новая лодка? — спросил он. Дед и внук поглядели на него изумлённо.
— Ты умеешь строить лодки? — спросил Махунг.
— Я многое умею, — без тени гордости ответил Алан. По сравнению со Штилем лодка была сущим пустяком.
— Она ещё жива, — сказал Фадр, поглаживая светлый обшарпанный борт, — моя Царевна. Так её зовут.
Алан усмехнулся.
— Ладно, идёмте.
Они немного походили по берегу, но старик быстро устал, и Махунг отвёл его домой.
— Скажи, как можно попасть во дворец? — спросил Алан у мальчика, когда они сидели на крыше дома — в маленькой светлой беседке, в центре которой росло кривое старое деревце.
— Туда не пускают, — ответил Махунг, — там не место простолюдинам. Раньше, при Хъяге, можно было раз в неделю попасть даже в Воздушные сады. Но теперь эти великолепные места только для избранных. Кстати, Фадр там был. Он служил при дворце королевским воином.