Бурлаки
Шрифт:
— Наверное, матросов надо, — предположил Заплатный. — Потому и стоят на приколе.
Мы торопливо поднялись по трапу на палубу и столкнулись… с Василием Федоровичем Сорокиным.
— Милости просим! Вот, говорят, гора с горой не сходится… А я заместо Данилыча. Заходите в каюту. Не забыли, спаси вас Христос.
Андрей ощерился:
— Для чего в каюту? Можно и здесь поговорить.
— Ты не гордись. Знаешь сам: пустой колос всегда торчит — гордится, потому что ничего в нем нет. Полный колос всегда к
— Уж не ты ли к земле клонишься? — спросил Заплатный.
— Господи! Бывает, что и поклонишься. От этого не переломишься. Я на покое жил, служить не хотелось. А мне и говорят: «Ты, старичок, знаешь верха, а мы не знаем». И взяли меня опять на старую должность, дай им бог здоровья.
— Дальше что скажешь? — прервал Сорокина Заплатный.
— Я не горжусь. В ножки вам кланяюсь. — И Сорокин низенько поклонился, достав рукой до пола. — Нам с вами делить нечего… Идите ко мне в матросы. Вижу — вы не у дел. Жалованье простому матросу двадцать пять рублей, а старшему матросу сорок… Отправляют меня на Кельтму. Ягод там, рыбы…
Я не удержался — сказал:
— Комаров…
— Комары не волки — еще ни одного бурлака не съели… Я и говорю. Знаешь, ныне какой матрос пошел? Нету матроса. Все на войну ушли. Вам все едино. Не ко мне, так к другому. Соглашайтесь, право.
— Кто старший матрос? — спросил Заплатный.
— Нету пока его. Желаешь, Андрюха? Тебя поставлю. Хотя ты ершистый, а работника лучше не найти. Потом еще будешь старшим, значит — хозяином. Я на работе не буду мешать твоим распоряжениям. На-ко, возьми ее — всю карчеподъемницу. — Сорокин протянул обе руки с раскрытыми ладонями.
Долго думал Андрей Заплатный о заманчивом предложении Сорокина и наконец согласился. Меня же Сорокин упрашивать не стал.
— Куда иголка, туда и нитка, — сказал он и записал меня в книгу матросом карчеподъемницы.
Андрей Заплатный как старший матрос, не теряя времени, стал осматривать свои владения. Судно только с виду было неказистое, а на деле оказалось хорошо отремонтированным. Оснастка вся новая, лодки новые. Все в большом порядке. Трюм забит продуктами не на одну навигацию.
— Ты орудуй. Твое оно дело, — говорил старшина. — Мне бы, кажись, на покой пора, старичку. Грехи замаливать.
В кубрике вместо нар поставлены койки, на полу толстая клеенка.
— Как господа будут жить матросики, — нахваливал Сорокин. — Только кока надо бы, кока. Эх бы эту девку — Катьку Панину! Все веселее, когда женский пол.
— Ты о ней и думать перестань. Замужем она за Кондряковым.
— За арестантом?! Нашла муженька, прости господи…
Вскорости нашелся и кок — татарин Зариф. До войны работал в трактире. Сорокин его с первого же дня окрестил Захаром:
— Захар — имя христианское. Так и в книгу записал.
Кроме кока, приняли еще двоих матросов, присланных
— Как вы на войну не угодили? — спросил Заплатный.
— Мы на таком учете состоим, — ответил Балдин, — что на войне и без нас обойдутся. И приказ в последние дни вышел: людей с казенных судов на войну не брать.
— Опоздали они со своим приказом, — пробурчал Заплатный.
— А это без нас знают, когда какие приказы выпускать, — огрызнулся Сергеев.
Приехала комиссия. На форменных кителях инженеров по случаю военного времени сверкали серебряные погоны. После их отъезда мы ждали какую-нибудь «горчицу», а за нами пришел мощный буксирный пароход, который без остановки отбуксировал нашу карчеподъемницу до устья Южной Кельтмы. Дальше по Кельтме поднял нас в верховья маленький, но сильный верхнекамский пароходик.
Сорокин поздравил нас с благополучным прибытием, пригласил к себе в каюту, выставил целую корзину пива, закуску и между делом объяснил предстоящую работу:
— Дело наше важное. Мы Кельтму должны очистить, чтобы дать прохождение судам на Северо-Екатерининский канал. Канал уже поправляют… Дела, видите, сколько? Посмотрите-ка сюда…
Вся река была забита карчами. Болотистые берега не держали столетних деревьев. Они падали, перегораживая русло. Сплошь и рядом Южная Кельтма протекала под зеленым шатром, так как ели и пихты сходились над нею своими вершинами.
— Матросов-то всего четверо. Как работать будем? — спросил Заплатный.
— Как! Конечно, ни в жизнь нам, православным матросикам, не осилить такую трущобу.
— Кто же работать будет? — продолжал спрашивать Заплатный.
— Враги царя и отечества. Пленные будут работать.
Андрей Заплатный возмутился и резко заявил Сорокину:
— Ты, старая борода, зачем раньше не сказал? Уйду с твоего судна при первой возможности.
— А к чему сказывать? То да се. А теперь — стоп! Приехали, ну и все в порядке. А сбежать тебе, старший матрос, некуда. Закончим работу, сплывем на Каму, тогда и скатертью дорога. Держать не буду.
— Здорово подкузьмил старый черт, — возмущался Андрей, когда мы пришли в свою каюту. — Знал бы, ни за что не пошел на такое дело.
— На какое дело? — спросил я.
— Понимаешь, какое? Мы с тобой вроде как надзиратели будем. Увидишь, револьверы выдадут пугать бедных людей.
В разговор вмешался Балдин:
— Не беспокойся, бурлак. Матросу револьвер никто не доверит.
— Ты кто? Не матрос разве? — насторожился Заплатный.
— Никогда в матросах не бывал. Мы охрана.
Балдин встал с койки, на которую прилег было после угощения в каюте старшины. У него на поясе болталась кобура с зеленым шнуром от револьвера.