Бурная ночь
Шрифт:
– Нет, Фредерик. Ты можешь винить меня, но не Даннингтона. – Лорд Грейстон сделал резкое движение к Фредерику, и рука его потянулась, чтобы сжать плечо сына. – Он покинул Винчестер через несколько дней после твоего рождения. Ему ничего не было известно о твоей судьбе, пока лет восемь спустя он не оказался по соседству.
– Он приехал сюда?
– Да. – Пальцы отца непроизвольно вцепились в плечо Фредерика. – Уверяю тебя, как только он узнал, что тебя нет в Оук-Мэноре, у него появилось намерение объявить всем, что ты мой законный сын, особенно когда он прибыл
Глаза Фредерика презрительно сузились.
– И что же ему помешало это сделать?
– Саймон. – Рука лорда Грейстона, лежавшая на плече Фредерика, медленно расслабилась. – Он понял, что, вернув тебе права, он разрушит будущее Саймона.
Краткое облегчение при мысли о том, что Даннингтон не предал его намеренно, очень быстро миновало и сменилось осознанием того, что отец специально использовал инстинктивное желание Даннингтона защитить детей.
– Конечно. – Фредерик презрительно хмыкнул: – Как мудро было с вашей стороны скрыть свои грехи за рождением нового ребенка. Наверное, Даннингтон качал Саймона на колене в то время как вы объясняли ему всю вредоносность его поступка, если бы он вздумал обнародовать грязную правду?
Бледные щеки отца окрасил румянец стыда.
– Какое это имеет значение? – спросил он, отказываясь признавать, что использовал одного ребенка, предавая другого. – Мы пришли к соглашению, что Даннингтон пошлет за тобой, как только обоснуется в Лондоне, и я буду присылать ему значительные суммы на твое содержание и образование.
Фредерик слабо покачал головой. Он не мог осуждать своего бедного учителя.
Даннингтона напугала возможность выбора одного ребенка в ущерб другому.
По-видимому, он сделал то, что подсказывала ему совесть.
Повернувшись на каблуках, Фредерик сделал несколько шагов к камину и уставился невидящим взором на пляшущие языки пламени.
– И поставил условие, что вы будете принимать меня в Оук-Мэноре ежегодно и терпеть мое нежеланное общество?
Он услышал мучительный вздох отца, потрясенного этим прямым и неприкрытым обвинением.
– Нет, Фредерик, именно я настоял на том, чтобы ты ежегодно возвращался ко мне на несколько недель в году.
– Почему? Ясно, что в моем присутствии вы чувствовали себя несчастным.
– Я чувствовал себя несчастным, потому что меня угнетал стыд, – признался лорд Грейстон. – Я не мог смотреть на тебя и не понимать, как виноват перед тобой. И с каждым годом бремя моей вины все тяжелее давило на мою совесть. И все же я выяснил…
Против воли Фредерик повернулся и встретил мрачный взгляд отца:
– Выяснили что?
– Я выяснил, что, как бы больно это ни было, мне нужно было видеть тебя рядом. – Худое лицо отца было полно скорби. – Последние несколько лет были просто невыносимыми, я ждал и наделся получить от тебя хоть слово.
Фредерик замер, борясь с нежеланными угрызениями совести. Господи, он ведь ничего не был должен этому человеку. И конечно, не испытывал чувства вины, оттого что избавил их обоих от унижения
– А теперь, вне всякого сомнения, вы хотите, чтобы я предпочел остаться в Лондоне, а не вернулся в Оук-Мэнор, – насмешливо сказал он.
– Нет. – Отец покачал головой. – Можешь мне не верить, Фредерик, но я испытываю облегчение, от того что тебе открылась правда.
Фредерик издал безрадостный смех:
– Вы правы, отец, я вам не верю. – Он сделал шаг к стройному старику, который за несколько минут, казалось, состарился еще лет на десять. – Нет, если у вас было двадцать восемь лет для того, чтобы проявить благородство и честность, но вы этого не сделали.
Лорд Грейстон опустил голову, и глаза его потемнели, потому что, судя по всему, он принял нелегкое решение.
– Я был слишком труслив, чтобы увидеть и принять последствия своих поступков. Теперь же, когда все это не в моих руках, я готов встретить все, что мне уготовано.
Фредерик недоверчиво поднял бровь:
– Даже если я предпочту потребовать от вас признания законности моего рождения и тем самым разрушу вашу семью?
Без малейшего колебания отец ответил:
– Да.
– А как же Саймон?
– У Саймона нет настоящего интереса к Оук-Мэнору, к своим обязанностям и ответственности барона. Откровенно говоря, он был бы счастлив, если бы ему выделили приличное содержание и он жил бы с сознанием, что может и пальцем не шевелить. – Губы лорда Грейстона брезгливо скривились. – Не могу отрицать, что в твоих руках поместье будет процветать. Ты доказал, что обладаешь сноровкой и умом, необходимыми для того, чтобы земли приносили доход, а арендаторы будут уважать разумного человека больше, чем расфуфыренного щеголя. Не могу сказать, как часто я печалился, сознавая, что мне наследует именно Саймон, а не ты.
Фредерик на мгновение вспомнил странное чувство, когда проезжал через угодья поместья. Был момент, и этого нельзя было отрицать, когда он смотрел на дом и земли с удивительным чувством… будто имел на них право. Будто внезапно осознал, что Оук-Мэнор принадлежит ему.
Фредерик неосознанно тряхнул головой, стараясь отогнать неуместные мысли, и напомнил себе, что, в сущности, ничего не изменилось. По крайней мере, еще не изменилось.
– Вы не так глупы, отец, чтобы считать, что Саймон примет меня в качестве вашего наследника, – резко ответил он.
Лорд Грейстон только пожал плечами:
– У тебя есть средство заставить его принять этот факт.
Это правда, согласился Фредерик. Как только он изучит записи в регистрационных церковных книгах, никто не посмеет усомниться в его праве наследования. И все же он не мог отрицать удивления, охватившего его при виде полного отсутствия страха, когда ложь отца оказалась раскрытой.
– А ваша жена?
– Она… – отец пытался подыскать подходящее слово, – она будет недовольна.
– Я бы сказал, что она будет более чем недовольна. Она вполне может потребовать, чтобы вы вернули ее значительное приданое, раз отказываетесь выполнить условия сделки.