Бурная ночь
Шрифт:
– Или в той, где у хозяев хватает здравого смысла чистить двор так, чтобы джентльмен не беспокоился о том, что испортит отличные сапоги, – с насмешливой улыбкой заметил Фредерик.
Она не поддалась на провокацию, а только равнодушно пожала плечами:
– Как вам будет угодно. Гостиница «Лиса и виноград» всего в десяти милях отсюда по той же дороге.
Фредерик подавил смех. О Боже! Она была просто великолепна, когда стояла, глядя на него отстраненно и высокомерно. Кажется, она способна сохранять спокойствие даже в присутствий
По телу Фредерика распространилось знакомое ощущение жара, едва он подумал, будет ли она такой же властной в его постели или нет. Такие мысли открывали множество возможностей, и все они способны были вызвать в нем острое до боли желание.
– Странно, что вы сохранили гостиницу, если всегда стремитесь отправить своих постояльцев в другое место, не дав им даже насладиться вашим знаменитым ромом с маслом, – сказал он, тщетно пытаясь привести к повиновению свое взбунтовавшееся тело.
– Большинство моих гостей понимают, что мои правила придуманы им на благо и ради их удобства, как и ради удобства всех остальных.
– Ладно.
Сев на ближайшую скамью, он велел нервничающему Толли заняться его сапогами, продолжая любоваться прелестным лицом миссис Уокер.
– Думаю, мне некого винить, кроме себя самого. Ваш грум предупредил меня, что вы несколько сварливы, хотя и забыл упомянуть о вашей красоте.
Она и ухом не повела.
– Вам нужна комната на ночь?
Фредерик поспешно вцепился в край скамьи, когда Толли чуть не стащил его на пол, с силой дергая сапоги в попытке стянуть их с его ног.
– Именно так. Если, конечно, я не нарушил по неведению каких-нибудь других правил.
– Пока не нарушили.
– Хорошо. Тогда мне понадобится комната на ночь и, как можно скорее, горячая ванна.
– Конечно.
Дождавшись момента, когда Толли с трудом удалось избавить Фредерика от сапог, миссис Уокер одарила его ничего не значащей улыбкой.
– Не угодно ли последовать за мной?
Фредерик подавил стон, когда она повернулась на каблуках и направилась прочь, мягко и соблазнительно покачивая бедрами.
– О-да, – бормотал он себе под нос, пока поспешно шел за ней. – Да, угодно.
Порция Уокер поднималась впереди него по узкой лестнице, не опасаясь показаться не такой уж холодной, спокойной и отчужденной, какой предстала перед ним. Ее спокойствие было выковано в адском огне, и ничто на свете не могло его нарушить.
Однако спокойствие это было всего лишь личиной, а внутри… то, что скрывалось внутри, было совсем другое.
Никогда за все свои двадцать шесть лет не ощущала она так остро обаяние мужчины. В ту минуту, как вошла в вестибюль и увидела его стоящим у двери, Порция почувствовала нечто, соизмеримое с ударом молнии.
Конечно, это сравнение было нелепым.
Он вовсе не был кем-то из ряда вон выходящим, пыталась она убедить себя, понимая, что лжет.
Даром, что вошедший не был гигантом, не был из тех мужчин, что подавляют
Боже милостивый! Оно не могло принадлежать простому смертному.
И дело было не в красоте. Это слово было слишком избитым. Он обладал изящными чертами, сияющими серыми глазами, а рот его был таким красивым и чувственным, что на него было больно смотреть. Будто он был существом, сотканным из дыма и тумана, способным в любую минуту исчезнуть.
А его волосы… Густые локоны не были обычного цвета. Они не были светлыми или темными. Богатым цветом его волосы напоминали старинное золото, и кое-где в них посверкивали янтарные пряди.
Несомненно, он был сотворен с определенной и единственной целью – разбивать бедные женские сердца.
И все же Порция не была склонна поддаваться чарам. Особенно чарам этих отвратительных мерзких жаб из Лондона.
Так почему же спину ее начало покалывать? Не от того ли, что он следовал за ней по пятам? И почему сердце теперь колотилось так болезненно и громко, что Порция опасалась, как бы ее сердцебиение не услышала вся гостиница?
Порция пыталась успокоиться и убедить себя, что она всего лишь устала. Ее гостиница заполнена до отказа, до самых стропил. И виной тому внезапно разыгравшаяся буря. Только потому что большая часть постояльцев не имела возможности снять самый богатый и дорогой номер, Порция могла предоставить его в распоряжение несносного лондонского хлыща.
Право же, какая жалость, что она не может отказать ему в приюте. Любой болван, истративший целое состояние на такую нелепую одежду, заслуживал того, чтобы как следует промокнуть. А так оставалось надеяться хоть на то, что его сапоги намокли и так заляпаны грязью, что едва ли их можно будет привести в порядок.
Да. Принимая во внимание, что с этой бурей прибавилось столько работы, мозг ее был перевозбужден и утомлен, и потому ей мерещилась чепуха. В этом не могло быть ни малейшего сомнения.
Наконец, достигнув конца длинного коридора, Порция вытащила из кармана тяжелое кольцо с ключами и отперла дверь.
Переступив через порог, она окинула быстрым критическим взглядом спальню, особо задержавшись на окнах, обрамленных недавно выстиранными синими бархатными портьерами, а также на тяжелой мебели красного дерева, сверкающей свежей полировкой.
Потом сделала шаг в сторону, давая гостю возможность войти в комнату. Ее развернутые плечи выражали неосознанную гордость.
– Наши комнаты не так велики, как в других гостиницах, – сказала Порция. – Но постели чистые, и белье свежее. В дальнем конце комнаты вы найдете дверь, ведущую в небольшую гостиную, из окна которой открывается вид на лес.