Шрифт:
Сергей Николаевич Сергеев-Ценский
Преображение России
Эпопея
Бурная весна
Роман
Содержание
Глава первая - В пути на фронт
Глава вторая - Генерал Брусилов
Глава третья - Новый полк
Глава четвертая - Совещание в ставке
Глава пятая - Начальник дивизии
Глава шестая - Предвестники
Глава седьмая - Началось!
Глава восьмая - Перед новым штурмом
Глава девятая - Штурм
Глава десятая - Отзвуки прорыва
Глава одиннадцатая - Река Иква
Примечания
ГЛАВА ПЕРВАЯ
В ПУТИ НА ФРОНТ
I
Лучился
Погромыхивая на стыках рельсов, добросовестно пыхтя локомотивом, однако не слишком спеша, двигался на запад пассажирский поезд, почти целиком из красных вагонов "четвертого" класса.
В купе единственного желтого вагона было тесно, - все шесть мест заняты, и довольно густо стояли в проходе, - поезд был переполнен. Машинист вел его в расположение одной из армий Юго-западного фронта, главнокомандующим которого незадолго перед тем был назначен на место генерала-от-артиллерии Иванова генерал-от-кавалерии Брусилов.
Так как все пассажиры в купе были офицеры, то вполне естественно, что разговор между ними шел именно об этом: ведь у каждого из них была та гнетущая неизвестность, в которой вершителем судеб в большой мере являлся главнокомандующий, позади же болезненно ныла одна только обидная горечь военных неудач.
Но все эти неудачи свалились на Россию благодаря кому же?
– Это был острый и большой вопрос. Его решали везде в мире и везде в самой России, где хоть сколько-нибудь работала мысль; пытались решать его и здесь, в насквозь прокуренном, синем от дыма, несмотря на открытое окно, купе.
Старшим по чину оказался здесь подполковник интендантского ведомства, человек слабо запоминающейся внешности и мягких манер, несколько старше сорока лет на вид, с академическим значком на тужурке.
Говоря немного в нос и как будто даже делая это намеренно, он обращался преимущественно к своему визави - капитану артиллерии, имевшему упрямый выпуклый лоб и жесткие, подстриженные черные усы.
– В Киеве я был в командировке по делам снабжения седьмой армии, и там, представьте вы себе, от многих слышал, что генерал Иванов считает войну уже окончательно проигранной и будто бы несколько раз докладывал самому государю, что был бы рад, если бы ему удалось защитить Киев, - только Киев, - а все остальное, что на запад от Киева, это, по его мнению, уже обречено и не за-щи-ти-мо!
– Как так не защитимо?
– удивился капитан.
– Фронт сейчас в трехстах верстах от Киева, это - во-первых, а, во-вторых, любую позицию можно защитить, были бы только снаряды.
– И желание защищаться, - скромно добавил один из двух в купе прапорщиков - белокурый, узкоплечий, слабый на вид, однако с очень располагающей к себе внешностью. Впрочем, он тут же вышел из купе, притворив за собою дверь.
– "Любую позицию" можно защищать только тогда, когда она по-настоящему мощная позиция, - эта поправка необходима, - улыбаясь, обратился непосредственно к артиллеристу поручик инженерных войск, сидевший рядом с интендантом, густобровый, сероглазый, куривший из небольшой трубки какой-то очень вонючий табак.
– Французы, например, вот которую уж неделю защищают Верден, - это позиция мощная, а наш Брест-Литовск не продержался и десяти дней, а Ковно было взято за неделю, даже, кажется, меньше того.
– А кто Ковно защищал, кто?
– бурно возразил поручику штабс-ротмистр, кавказец по обличью и по акценту.
– Генерал Григорьев, который бежал из гарнизона? Вопрос, сколько он получил с немцев, на суде подымался, а? Не подымался... Присудили только на пятнадцать лет каторги, а надо было повесить! Повесить, как полковника Мясоедова, немецкого шпиона, вот как надо было, а то каторга!
– Тем более что генерал этот уже весьма староват, и пятнадцать лет каторги или один год - для него решительно безразлично, - насмешливо вставил другой прапорщик с лицом бледным, как после долгой болезни, но тем не менее энергичным. Он с трудом выносил табачный дым, с явным неудовольствием смотрел на поручика и непосредственно после сказанного по поводу наказания генерала Григорьева буркнул своему соседу: - Послушайте, черт возьми, что вы такое курите, поручик? Это не шкура ли какого-нибудь скунса, от которого бегут, как известно, даже и леопарды, затыкая носы хвостами?
– Никак нет, это - все-таки табак, - весело отозвался на это поручик, только не отечественный, а немецкий: нашли наши солдаты в отбитом окопе ящик с таким табаком.
– И здесь немец гадит! Уверяю вас, что этот ящик оставлен сознательно, чтобы вас извести медленной пыткой! Это провокация, а не табак, - сказал прапорщик, блеснув карими живыми глазами.
– Всякая война вообще довольно обдуманная штука, но так изощряться во всевозможных каверзах, как немцы, это значит уж сделать из войны профессию. Говорил же Бисмарк о румынах, что это не нация, а профессия, однако и немцы - это тоже теперь профессия... необыкновенно опасная для всего человечества в целом, а в первую очередь для нас, способных курить их скунсов и виверр и находить в этом удовольствие.
Инженер-поручик дотянулся рукою с трубкой до окна, выбил из нее табак и примирительным тоном обратился к прапорщику:
– Вы видели, что я сделал? Теперь открывайте мне свой портсигар.
– Откуда вы взяли, что у меня есть портсигар?
– несколько удивился прапорщик.
– Нет и никогда не было. Табак я все-таки выносил прежде, могу выносить и теперь, хотя уже пробит пулей (тут он указал пальцем на грудь). Но суть дела всецело в том, защитима или не защитима русская земля, и почему она была защитима прежде, и почему это свойство ее так резко изменилось теперь.
Университетский крестик, хотя и примелькавшийся уже на тужурках прапорщиков, энергичное лицо, свободно льющаяся речь и жесты, ее естественно дополняющие, - все это заставило подполковника-интенданта спросить:
– Простите, вы - юрист? Адвокат, наверное?
– Нет, я - математик, - ответил прапорщик.
– И, как математик, я ищу доказательств, чтобы прийти к священной для всех математиков фразе: что и требовалось доказать. Если Иванов заменен Брусиловым, то значит ли это, что хотели сделать лучше?
– Но ведь Брусилов-то как-никак боевой генерал, - ответил на этот вопрос артиллерист, - а какие же боевые подвиги значатся в послужном списке у Иванова? Ведь он - куропаткинец!
– А это разве не подвиг, что он - крестный папаша наследника престола?
– подкивнул прапорщик.
– Я от кого-то слышал, что сама Александра Федоровна пишет ему иногда по-русски так: "Кресник ваш жилает дедушке всево лушаго". Как же можно было сместить такое близкое к престолу лицо и назначить взамен какого-то вообще генерала Брусилова? Нет, как хотите, а ясности тут решительно никакой, если только этого не потребовали наши союзники.