Буря на озере
Шрифт:
Катер причалил к специально оборудованным мосткам, Шугалий выпрыгнул на причал, закачавшийся у него под ногами, и увидал, как отделился от толпы рыбаков и пошел ему навстречу высокий, широкоплечий мужчина в голубой майке и белых полотняных брюках, босой и без шляпы. Наверно, ждал какое-то рыболовное начальство, но, увидев незнакомца, остановился на полдороге, стоял, независимо положив руки в карманы и почесывая большим пальцем правой ноги щиколотку левой.
— Товарищ Луговой, Евген Маркович? — спросил Шугалий, остановившись и с любопытством разглядывая его.
— Ну да, Луговой, — с достоинством ответил крепыш и протянул большую, как лопату, руку. Смерил Шугалия оценивающим взглядом: — Откуда будете, потому как, извиняюсь, раньше не доводилось…
— Не доводилось, — подтвердил капитан, предъявляя удостоверение: — Я из госбезопасности. По делу ветврача Завгороднего.
Говоря это, пристально смотрел на Лугового, но на лице бригадира не дрогнул ни один мускул.
Луговой сказал:
— Я знал ветврача и жалею, что так случилось.
Уважаемый был человек.
— Откуда знали Андрия Михайловича?
— В одном городе живем.
— Город не так уж мал.
— Старожилы мы.
— Вы, кажется, из Любеня?
— А вам откуда это известно?
Шугалий пожал плечами так, что Луговой понял всю неуместность своего вопроса. Ответил:
— Когда-то жил в Любеке. После войны.
— Тут лучше?
— Человеку хорошо там, где его нет.
— Грех про Озерск такое говорить.
Луговой ковырнул голыми пальцами ноги теплый сухой песок. Спросил, бросив взгляд на капитана:
— А вам, собственно, что нужно? Может, рыбы?
— Нет, рыбой не интересуемся.
— Знаем… Сперва про жизнь, а потом все равно про рыбу, — усмехнулся бригадир. — Но где теперь возьмешь рыбу? Браконьер за хорошего леща рубашку снимет. Вот и едут к нам… А сегодня улов был хороший: центнера три с гаком.
— Лещи? — полюбопытствовал Шугалий.
— Несколько щук больших, сазаны да белая мелочь — красноперки, подлещики. — Вынул из замусоленного кармана пачку дорогих болгарских сигарет с фильтром. — Угощайтесь, капитан.
По всем признакам он должен был курить «Памир» или, по крайней мере, «Приму», но «Стюардесса» тут, на берегу Светлого озера, в глухом Полесье… Шугалий и в области уже давно не видел таких сигарет: осторожно вытащил из пачки одну, заметив:
— Богато живете!
— Угощают… — Луговой ловко выбил заскорузлым пальцем сигарету и себе.
— Уважают?
— Сазанов больше уважают…
Шугалий не надеялся на такую откровенность, посмотрел Луговому в глаза, и оба засмеялись.
— У меня к вам, Евген Маркович, несколько вопросов, — сказал капитан.
— Так прошу в дом.
Оттуда несло тухлой рыбой, и Шугалий поморщился. Бригадир сразу же повернул обратно.
— У нас вон там, под деревьями, скамейка стоит, в затишке, мешать не будут.
Направляясь к скамейке, Шугалий спросил:
— Где вы были, Евген Маркович, в субботу и воскресенье семнадцатого и восемнадцатого августа?
Луговой остановился и сказал, снисходительно глядя на капитана:
— Вот оно ч-то… Капнул кто-то на меня? У нас слух пошел: убили ветврача… А ежели убили, то должен быть убийца. На меня наговаривают?
— Но вы не ответили…
— Мы уже десять дней в Пилиповцах. — Бросил окурок, затоптал голой пяткой. — Всей бригадой.
— И никуда не отлучались?
— Ребята в село за пивом ходят, а у меня и без того разных дел много.
— Значит, семнадцатого и восемнадцатого августа были тут, в бригадной усадьбе.
— Если можно это назвать усадьбой… Восемнадцатого буря была, мотор ремонтировали. Помпа отказала, греться начал. Полдня просидели.
— А накануне?
— С утра сети выбрали, отдыхали и «козла» забивали. Вечером снова за сети. Эй, Микола и Степан, идите-ка сюда, — крикнул он парней, ремонтировавших сети. — Расскажите товарищу, что делали семнадцатого и восемнадцатого. — Он деликатно отошел в сторону, чтобы даже своим присутствием не влиять на подчиненных, и через несколько минут Шугалий убедился в безупречном алиби Лугового. Подошел к скамейке, на которой сидел бригадир.
— А кто капнул? — неожиданно спросил тот. — Конечно, — вздохнул он, — не скажете, но все равно дознаюсь и морду набью. Пускай потом судят за хулиганство, но, ей-богу, набью!
Шугалий закурил и начал издалека:
— Вот вы из Любеня, а мне рассказали, как в сорок четвертом бандеровцы…
— Это вы про нападение Стецишина?
— Ага, слышал, что бандеровцы полгорода вырезали.
— Ну, полгорода — это брехня, но по официальным данным что-то около двухсот убитых.
— И вы были в ту ночь?..
— Был. — Глаза у Лугового потемнели. — Был, черт бы их побрал, и еле выбрался из переделки. Если бы помощь опоздала, и я бы там лежал.
— Работали шофером в больнице?
— А вы успели изучить мою биографию.
— Просто заглянул на заводе в отдел кадров. Вы сами об этом писали…
— Листок учета?
— Анкетные данные. Иногда за одной строчкой…
— Точно! — оживился Луговой. — Вот и в ту ночь…
— Расскажите.
— Зачем это вам?
— Но ведь такое невозможно забыть.
— Невозможно, — согласился Луговой. — Сколько буду жить, не забуду. Я тогда только из армии демобилизовался. Тяжелое ранение. Легкое зацепило… — Он пожал плечами, и Шугалий увидел у плечика майки белый рубец. — Рана еще не совсем зажила, да попросили в больнице пошоферить, людей нет, а им какуюто списанную машину выделили. Почему же не выручить — пошел. А в ту ночь бандеровцы и на больницу напали. Слава богу, у главврача знакомые офицеры ночевали. Три автомата да у сторожа карабин. Я из этого карабина двоих уложил. Кое-как отбивались, пока из Озерска помощь не пришла. Медалью меня еще наградили — «За отвагу». На фронте о ней мечтал, а получил в тылу.