Буря настигнет

Орлан Нари

— Сначала тебе придется его достать.

— В смысле?

Я приподнял уголок губ и загадочно прищурился. Ее голубые глаза в обрамлении длинных угольных ресниц потемнели до оттенка сизых теней. Тонкая рука забралась в задний карман джинсов и резко сжала мою ягодицу — я дар речи потерял на миг.

— Ваш номер 584, — сказал администратор и любезно протянул магнитную карту-ключ.

— Благодарю.

— Где мой смартфон? — прошипела бесовка на ухо, когда мы поспешили к лифту.

— Составляет компанию рюкзаку в багажнике. Ради справедливости, я свой мобильник тоже оставил. Не хочу,

чтобы нас кто-то беспокоил.

— Утром как проснемся без будильника?

— Сейчас придем в номер и вместе с едой закажем утреннее пробуждение.

Створки лифта разъехались, и мой взгляд автоматически поднялся к потолку — внимательный глазок камеры немым стражем висел над нашими головами. Я бы прямо здесь притиснул Беатрису к стене и выместил на ней страсть, что долго томилась взаперти. Но такого удовольствия охране за мониторами не подарю. Я притянул бесовку к себе ближе и нажал на пятнадцатый этаж. Она тоже косилась на камеру, недовольно поджав губы.

— Мне нравится, как ты оделась. Алая блуза… — я задумчиво промычал. Как не сказать пошло? — Заводит меня.

— А длинная юбка?

— Красиво огибает бедра и ткань колышется волнами, когда ты идешь. — Я повторил рукой изгиб талии и скользнул по округлой ягодице. Бесовка запустила руку под мою футболку и царапнула ногтями по прессу — я судорожно вдохнул. Издевается? Нервы и так на пределе.

Лифт остановился. Мы торопливо вышли из кабины в просторный коридор. Беатриса поспешила вперед, я брел следом, любуясь ее легкой походкой. Она прекрасна. Будто не идет, а плывет, ткань завораживающе струится, бедра плавно выписывают восьмерки. Взгляд не оторвать.

— Пятьсот восемьдесят четыре! — Бесовка указала рукой на дверь, обворожительно улыбаясь. Сгрести бы ее в объятья и зацеловать.

Что я и сделал, когда мы завалились в номер. Она тихо простонала мне в губы, сводя с ума. Ее тело тянулось к моему, руки забрались под футболку на пояснице, переместились к ширинке, где член рвался из тесноты на свободу. Проворные пальцы залезли в карман с ключом от машины.

Поймав наглую руку, я разорвал поцелуй.

— Блин, — вздохнула бесовка.

— Уже собралась валить?

— Попробовать умыкнуть ключ — это дело принципа, понимаешь?

Я прошел в гостиную, доставая на ходу ключ, и запустил его телекинезом к панорамным окнам на карниз, под которым гармошкой сложены аварийные жалюзи. Злость нахрен раскрошила вдохновленный настрой.

— Так не честно, — пробормотала Беатриса. Но возмущение постепенно утекало из ее голоса: — Как мне теперь его достать… Кошмар, сколько этот номер стоит?

Я пожал плечами. Ничего особенного. Темно-гранитные стены должны бы визуально уменьшать комнату, но она такая огромная, что не скроешь. Белый диван в компании бархатных темно-синих кресел. На полу ковер с геометрическими узорами. Нигде позолоты, хрусталя, мебели ручной работы, так что ничего особенного. По сравнению с домом моего отца.

Зато ванна здесь шикарная.

— Давай сразу проясним, — бесовка уперла руки в бока. — Если ты платишь за номер, это не значит, что я должна тебе прислуживать. Ты сам выбрал такую дороговизну.

— Шутишь? Если мне понадобится прислуга, я ее найму. — Ноги понесли меня к мини-бару. —

Что будешь пить? — спросил я, закидывая в бокал лед.

Она подозрительно молчала. Я обернулся: Беатриса застыла перед зеркалом, обрамленным белой рамкой с серебристыми узорами, и порхала кистью над головой, лицом, одеждой. Нарядившись в королевское платье и нахлобучив корону, она уселась в бархатное кресло.

— Плесните мне белого вина, сударь. — Бесовка плавно взмахнула рукой и выровняла спину. Я пошатнулся от короткого смешка, расплескивая виски. Она с невозмутимым лицом спросила: — Что? В простецкой блузке и юбке я себя чувствовала не в своей тарелке, а теперь проникаюсь атмосферой.

— Это не самый шикарный номер в отеле. — Я налил в бокал рислинг и отправил его по воздуху прямо в руку бесовке.

— Обалдеть. Это самый шикарный номер, в котором я была, так что помолчи. — Она сделала глоток. — Божественно.

— Что у тебя в семье происходило?

Беатриса помрачнела:

— В смысле?

— По долгу службы мне пришлось навестить твоих опекунов.

— Вот черт… — Она облокотилась о подлокотник и прижала лоб к ладони. Корона держалась, как приклеенная. Я сел на белый диван и отпил виски.

— Твоя бабушка…

— То есть мама Джемма! — перебила меня Беатриса. — Не уследила за моей родной матерью и отыгрывалась на мне. Я должна была стать хорошей, примерной, послушной девочкой. Черта с два! Мне надо было тихонько говорить, хорошо готовить, убирать, быть такой страшненькой, чтобы одноклассники внимания не обращали, но не сильно страшненькой, чтобы после двадцати — не раньше — выдать меня замуж за такого же мерзавца, как дед. То есть заносчивого лентяя. Это у мамы Доры такое представление о настоящих мужчинах. Он же ее, беднягу, почти с улицы подобрал. Рабу себе сделал, без права голоса. Сволочь, ненавижу.

Бокал задрожал в ее руке. Она уставилась невидимым взором перед собой и отпила.

— Сумбурно я все на тебя вывалила. Прости, больная тема.

Да уж, ничего удивительного в том, что у бесовки несносный характер и незаконный способ заработка. Мне тоже с семьей не повезло, но хоть в музыкальной школе нашлись преподаватели, которые давали поддержку.

— А все очень мило начиналось, — не выдержала Беатриса гнетущего молчания и продолжила. — Мама Джемма постоянно хвасталась, как они с дедом познакомились. Она жила на заводе, зашла после работы в магазин купить хлеб, ей не хватило денег, а мужчина в очереди за нее заплатил. Они разговорились, он позвал ее на свидание, был очень обходительным, подарил цветы. Мама Джемма влюбилась, конечно. Он ее и обхаживал до свадьбы, а вместе с семейным бытом все закончилось. И начались побои.

— Не думаешь, что ей нужно как-то помочь?

— Так она считает, что заслуживает их! Но никто не заслуживает насилия, никто!

— Конечно, потому я и говорю о помощи. Сколько она с ним живет? Слишком долго, чтобы самой выбраться.

— Я не могу себя заставить помочь ей. Не могу забрать и тащить на себе!

— Ты не обязана помогать другому человеку, если у тебя нет возможности. И тащить на себе ее должны врачи, а не ты.

— Врачи? Ты про психбольницу? Что, если она там превратится в овощ?