Буря в старом городе
Шрифт:
– Вот это и есть блеск и сияние божественного Иерусалима!
– Какая здесь акустика, - заметил Мирослав. – Необыкновенная! Столько лет живу в Праге, а только сейчас это ощутил.
Виола кивнула.
– Я ещё вот что знаю. Император Карл IV хотел сделать в Праге центр христианского мира. Когда он её перестраивал у него возник образ небесного града Иерусалима.
– Это из Откровения Иоанна Богослова?
– Да. На императора Карла история Вацлава произвела большое впечатление. Он даже хотел Пражский Град назвать градом святого Вацлава...
И
Под небесами голубыми
Стоит красивый город мой
Мечом и верою святою
От бед и горя защищён.
– Хорошо сказано. Это что? Песня, стихи?
Она улыбнулась и покачала головой, сделав жест в сторону изображения распятия Христа.
– Смотри, здесь увековечен сам король Карл IV.
Они молча постояли перед картиной.
В правой части здания обращала на себя внимание каменная гробница на пьедестале, также украшенном золотом и камнями.
– Здесь находится ларец с останками святого Вацлава и его серебряный бюст, - прошептала Виола.
– Смотри, как замечательны эти фигуры ангелов и портреты чешских правителей.
Над алтарем возвышалась статуя короля с копьём и щитом в руках.
***
Мирослав и Виола вышли из часовни и тут же заметили изменения в погоде: призрак тумана рассеялся, а из суконных туч стали падать лёгкие хлопья голубоватого снега. Снег бережно покрывал озябшие голые ветки, мёрзнущие лужи, гладкий камень мостовой, крыши дворцов, становясь уже белым с сиреневыми искорками.
Они пошли погулять в королевский сад и остановились, глядя, как снег падает на крышу дворца королевы Анны.
– Ты необычная девушка, - сказал Мирослав, глядя на неё и натягивая перчатки. – А что за стихи ты читала?
– А! – махнула тонкой рукой Виола. – Эти четверостишия возникают в моей памяти сами по себе, когда меня что-то по-настоящему волнует. Был бы повод.
– Ты способна удивлять! – воскликнул Мирослав.
Виола опустила взор.
Они долго стояли у поющего фонтана. Виола прислонила пальчик к устам, силясь уловить мелодичные звуки.
А потом подошла к Мирославу, взяла его руки в свои и заглянула прямо в глаза.
– А о тебе я ничего не знаю, Мирослав, - произнесла девушка. – Кто ты по жизни? Игрок? Или служащий?
Мирослав вздохнул. Снежинки покрывали его пальто, летели в глаза Виоле, и те блестели слезинками.
– Честно говоря, я и сам не ведаю, кто я...
Они одновременно рассмеялись, и она произнесла наигранно:
– Господин Никто. Таинственный незнакомец...
Мирослав хмыкнул:
– Да ладно... Что обо мне? Не интересно. Ты лучше скажи, как ты докатилась до жизни такой?
– До какой?
– Стала содержанкой Габора...
– Ах, долгая история!
– Ну, а если подробнее.
– Ну как сказать, - она вдруг нахмурила тонкие брови, и глаза её наполнились слезами. – Отец мой был должен большую сумму барону Эрнсту фон Габору. Такую, что и сказать страшно. Габор встретил меня после выступления в кабаре и напомнил о долге отца. Сказал, что расплатиться можно домом, землёй. Но тогда мы бы стали нищими и бездомными. И тут Габор намекнул, что есть ещё один вариант. Я должна позировать для скульптуры Артемиды. Её создавал один мастер. Мне не хотелось потери дома, а значит и отца – он может этого не выдержать. Позировать для скульптуры – занятие не такое уж обременительное, и я согласилась. В один прекрасный день я одела своё лучшее платье и решилась поехать к барону. Мы договорились с ним, что отец ничего не узнает. Так я стала зависеть от Габора.
– Ты сказала, что не знала его, как мужчину.
– У нас с ним ничего интимного не было... Не хочется об этом больше... Да и в сущности - вместе мы мало были. Сначала я приезжала пару раз на сеансы к скульптору. Там был и барон. Он относился ко мне, ну... как к дочери, что ли. С какой-то отцовской нежностью. Потом он нарядил меня и пригласил в ресторан, затем я сопровождала его на светский приём... Вот, пожалуй и всё...
– Всё это не помешало ему тобой расплатиться, - промолвил Мирослав.
– И как тебе этот его поступок?
– Не очень...- нахмурившись ответила Виола. – Но я открою тебе одну тайну. Я была на той самой игре у пани Миллеровой. Я видела тебя и ... ты произвёл на меня впечатление. Я подумала – решительный, смелый, осторожный. Готов за друга на всё. Ты ведь приятеля выручал, не так ли? Я считала это своеобразной жертвой.
– Да, я играл для Иржи, - промолвил Мирослав. – Так ты... влюбилась в меня?
Вместо ответа она охватила его руками и прижалась к плечу, вдыхая запах свежего снега.
***
Виола возвращалась из поездки в булочную. Забитый пассажирами трамвай еле полз среди заснеженных опавших листьев.
Девушка совсем озябла. Она шевелила пальцами, чтобы не замёрзли и, прислонившись к холодному стеклу, рассматривала ворон, медленно расхаживающих между деревьями. В её душе рождалась песенка, которую она варьировала на все лады. Потом она подумала о Мирославе, который уже должно быть воротился со службы и ждёт её дома. От этой мысли на душе стало тепло.
Но на стук никто не ответил. Открыв ключом, что дал Мирослав, Виола занялась хозяйством - разожгла плиту, стала готовить ужин.
Когда темнота окончательно укутала город, Виола с тревогой стала поглядывать в окно. Мирослава не было.
Тогда она робко постучала в квартиру напротив – к старой Катарине.
– Вы разве не в курсе? – спросила Катарина, шамкая беззубым ртом. – Приходили жандармы – он арестован!
– Какие жандармы, постойте? Разве Мирослав в чём-то виноват?
– А мне откуда знать? Тут под окнами околачивались двое сыщиков. Я сразу их заметила - посторонние люди. Уж мне – то полицейских не знать! И как только он показался во дворе они его тут же взяли и увели. Вероятно в департамент к себе, а куда же ещё...