Буря ведьмы
Шрифт:
Но тут раздался возглас однорукого пленника, единственного, кто осмелился заговорить.
— Сладчайшая Матерь! Этого не может быть!
Вайрани поглядела на него тяжелым взглядом черных глаз.
— Неужели это ты, Вайрани! ? — Взор пленника помутился.
Удивление остановило ее, пригвоздив к месту. И даже голодные крики младенца зазвучали вдруг в ушах далеким, почти неразличимым шумом... Вайрани впилась глазами в пленника, словно видя его впервые. Черные кудри... Гибкая высокая фигура... И эти глаза... эти пронзительные глаза цвета разбушевавшихся небес...
— Эррил!
Оба молча смотрели друг на друга.
Потом огромный чернобородый человек гулко закашлялся.
— Эррил, ты, что, действительно знаешь эту женщину?
Старый воин кивнул. И слова его прошуршали опавшими листьями на осеннем ветру.
— Да. Очень давно. Мы когда-то любили друг друга.
8
Елена слышала, как нечеловеческий вой над лагерем взметнулся в небо и умер. Что произошло? Страх заставил ее руки сильнее натянуть поводья, и жеребец еще быстрее поскакал по лугам, черным в ночи. Был ли это крик ее друзей? Девушка встряхнула головой, чтобы отогнать страшную мысль. Даже издалека было слышно, что кричит много, очень много народа. Но, может быть, среди них звучали и родные голоса? Проверить это было невозможно, поскольку над лугами снова повисла мертвая тишина.
От ужасного крика замерли даже лягушки и кузнечики, словно весь мир затаил дыхание перед чем-то зловещим. И глухая гнетущая тишина была еще хуже, чем крики. Елена почти явственно ощущала в наступившем молчании присутствие смерти.
Дергая поводья, она все сильнее понукала Роршафа, но даже у сил сталиона был свой предел. После целого дня пожара, пауков, бешеной гонки, конь мог идти лишь нескорой рысью. Но гордое животное упрямо пересиливало себя, подчиняясь наезднице. Бока тяжело опадали, а из ноздрей тянулись две струйки белого пара, развевающиеся в воздухе, словно боевые стяги.
Неожиданно конь остановился, как будто натолкнулся на невидимое препятствие. Елена впустую дергала поводья — опытный конь упрямо шел шагом. И только тогда девушка поняла, что сердце ее обезумело от странного крика, и страх замутил сознание. Роршаф оказался мудрей. Теперь надо было быть осторожней и не нестись, сломя голову.
Девушка посмотрела в поля. Лунный свет сиял еще слишком слабо для того, чтобы осветить что-либо, кроме клонящейся под ветром травы да озерец скопившегося в низинах тумана. Скачка по незнакомым местам в темноте явно была чревата падением, сломанными ногами, если не чем-либо похуже. И куда она спешит? К своему концу? В ушах у Елены снова раздался голос Филы: «Между тобой и товарищами стоит существо ада, плод самой черной из всех магий... Ты не можешь одолеть его».
Елена натянула поводья и остановила Роршафа. На горизонте стояло смутное красноватое свечение — то догорали тысячи деревьев сожженного леса. Чуть ближе вспыхивали огни лагеря. Елена долго и молча смотрела на оба зарева.
Что же делать?
Мысль исполнить приказание тетки и вернуться обратно несколько раз приходила ей в голову. Было еще не поздно. На Роршафе, даже измотанном и ослабевшем, она без труда доберется до равнин уже к утру.
Нет! Этот путь неприемлем и отвратителен. Она не оставит друзей. Это не ее выбор.
Но тогда какой же выбор — ее?!
Девушка сняла перчатку с правой руки. «Знак Розы», как любил называть его Эррил, оставался бледным, словно слабый поцелуй солнца. По жилам струились лишь жалкие остатки магии. На мгновение Елене снова пришла идея полностью отдаться магии и тем самым заставить Розу расцвести пышным цветом: ведь, даже несмотря на недавние предупреждения Эррила, возможность остаться лицом к лицу со страшным противником безоружной, пугала Елену.
Левая рука невольно скользнула к рукояти кинжала. Серебряное лезвие сверкнуло в лунном свете и заблестело, как маленький светильник, от которого не оторвать глаз. Ей казалось, что лезвие видно за много лиг вокруг.
И этот свет дал девушке возможность не торопиться и подумать. Ее высвобожденная магия запылает куда ярче, чем сверкает сейчас лезвие. И все увидят этот огонь, включая врагов, притаившихся в ночи. Елена спрятала кинжал в ножны. Нельзя выдавать себя раньше времени, кто бы ни таился среди мерцающих огней далекого лагеря.
И постепенно в ее голове стал рождаться план. Пусть магии пока мало, зато на ее стороне темнота и внезапность. Под прикрытием ночи и при толике удачи есть реальный шанс освободить друзей и без помощи силы Розы. И кто сказал, что ей надо вступать в открытую схватку с врагом?
С этими мыслями Елена спрыгнула с Роршафа. Сталион слишком огромен и слишком шумит, чтобы подползти к лагерю невидимым. Поэтому придется добираться туда одной. Она стянула с коня седло и вьюки и позволила немного охладиться покрывшейся хлопьями пены коже его спины. К счастью, конь успокоился, дал себя быстро вычистить и даже привязать к молодому дубку.
— Жди здесь, — прошептала Елена в горячее ухо.
Роршаф тихонько всхрапнул и выкатил на нее огромный лиловый глаз. Было ясно, что ситуация ему явно не нравится, но он вынужден подчиниться.
Елена разобрала вьюки, сложив в один мешок все, что могло понадобиться. Потом взгляд ее остановился на привязанном к седлу топоре Крала. Лезвие тускло сверкало, но никакой чисткой и полировкой было не убрать с него черного пятна — крови скалтума, однажды попавшей на железо.
Не задумываясь, девушка отвязала топор и попыталась взвесить его в своих маленьких руках. Разумеется, она не смогла даже поднять его на нужную высоту, но оружие в руках придало ей смелости и мужества. Положив топор на плечо, она еще раз посмотрела на лагерные огни. Что ж, сегодня ей придется быть несгибаемой и твердой, словно железо.
И, сжимая в руках отполированную рукоятку, Елена медленно побрела к огням. До них оставалось, судя по всему, чуть больше лиги, и девушка рассчитывала добраться туда еще до рассвета. Мысли ее витали вокруг друзей. Живы ли они? Стоит ли ей предпринимать это, возможно, последнее путешествие, которое, может быть, уже ничего не исправит, но только подвергнет смертельному риску ее собственную жизнь? Но она упорно шла вперед. Сердцем девушка чувствовала, что все живы, хотя каким образом возникла эта уверенность, ответить себе она не могла. Как бы то ни было — она должна быть с живыми.