Бурят
Шрифт:
А когда сталь льется уже из двух печей, то ее становится достаточно и для выделывания тракторов, и на многое другое, в хозяйстве явно не лишнее. Но в основном «дополнительный металл» шел на изготовление строительных конструкций: перекрытий цехов, мостов, да той же арматуры для бетона. Потому что строить пришлось уже очень много.
Инженер Рейнсдорф, до войны работавший в Петербурге, зимой еще пришел к Николаю Николаевичу с очень интересной идеей. Идея понравилась, а сумма, нужная для ее реализации, как раз появилась — и в самом начале марта в Петровском Заводе начал разгружаться эшелон, пришедший аж из самой Германии. А ставить это оборудование так же из Германии прибыл германский специалист Бергиус, у которого Рейнсдорф выкупил его патент на очень интересный химический процесс — а заодно и заводик, на котором немецкий химик
Строить помещения для завода (и дома для его будущих рабочих) стали рядом с угольным карьером, точнее, уже на отрогах Цаган-Дабана, где внизу под землей угля уже вроде не было, а городок для работников завода Николай Павлович, не мудрствуя лукаво, назвал — как бы по примеру большевиков — именем возводящего его инженера. Правда, в отличие «коллег» из Москвы он так назвал совершенно новый город, а не заменил историческое название города существющего…
Фридрих Бергиус пообещал — после тщательного исследования добываемого (да, уже в карьере) угля — свой завод запустить на полную мощность «в конце лета». Правда, при условии, что все здания будут вовремя выстроены — и в Республику приехали китайцы. Очень интересный народ: узнав, сколько им будут платить за работу, и что платить будут только за работу уже выполненную, многие стали работать часов по пять, максимум по шесть в день, а большинство — так вообще лишь до обеда. И только очень небольшое число китайцев стали работать уже часов по двенадцать, причем даже без учета перерывов на «поесть и оправиться». Правда Рейнсдорф довольно быстро простимулировал и «ленивых» китайцев, объяснив им, что «бесплатная кормежка» будет обеспечиваться лишь тем, кто честно отработает не менее девяти часов — причем именно отработает, а не проваляет дурака в рабочее время. А Николаю Павловичу он пояснил:
— Тут три из четырех на работу и нанялись из-за того, что им бесплатный прокорм вы пообещали. В Китае-то жрать нечего, а так им даже интереснее, чтобы стройка дольше не заканчивалась.
— Странно. Я цены в Китае представляю, за те деньги, что они у нас за три месяца заработать могут, дома им на сытую жизнь больше чем на год хватит.
— Я так тоже думал, но мне десятник их объяснил. Там же сейчас война всех со всеми, и те, что к нам на работу нанялись, даже не уверены, что у них еще год жизни будет. Да и грабят тех, кто деньгами располагает, почем зря. Я думаю, что мы вообще ошиблись, когда китайцев нанимали, уж лучше бы корейцев брать. Те хоть спокойно обратно уедут, когда работать закончат, а китайцы… В Москве сейчас китайские красноармейцы бывшие вместе собираются, торговлю свою обустраивают… говорят, что опием торгуют и водкой своей. И выгнать их уже никакой возможности, они уже какими-то путями и жен своих привозят — то есть обосновываются надолго.
— Мы — выгоним, то есть если понадобится, то выгоним. А сейчас нам нужно за три месяца этот завод выстроить.
— Так еще и электростанцию…
— Степан Андреевич, насколько я помню, оборудование для электростанции Сименс пообещал в конце апреля уже поставить.
— Так это в Белосток…
— А из Белостока мы сюда все за две недели перевезем.
— Думаете, что после того инцидента большевики будут наши эшелоны пропускать?
Инцидент, конечно, получился серьезный, получивший громкое освещение и в европейской прессе. Большевики потихоньку начали «налаживать международные связи» и договорились, что по нескольким странам Европу прокатится поезд с советскими дипломатами. И даже как-то со многими европейскими странами смогли договориться, что поезд, по их дорогам катающийся, получит дипломатический иммунитет — но, скорее всего, кто-то в Москве подзабыл, что колея в России несколько шире и русские вагоны по дорогам Европы ездить не могут. Хотя нет, не подзабыл: по «согласованию сторон» аж из Швейцарии подогнали целый поезд, состоящий из классных пассажирских и трех багажных вагонов — но подогнали их как раз в Белосток, где на станции рядом были проложены пути как русской, так и европейской колеи, и где «дипломаты» должны были пересесть в европейское транспортное средство.
Однако когда вылезшие из
Владимир Ильич, когда ему сообщили о такой неприятности, сначала послал телеграмму Николаю Павловичу с требованием немедленно всех отпустить, причем вместе с багажом — но уже к обеду, когда о находке сообщили в европейской прессе, публично заявил, что драгоценности везли отъявленные воры и преступники. После чего Николай Андреевич — в полном соответствии с законами Забайкальской республики — «воров и преступников» расстрелял. Всех расстрелял, но все же не сразу, но об этом он тоже распространяться не стал: в официальном сообщении говорилось, что «под видом дипломатов вооруженная банда попыталась вывезти из Советской России драгоценности на несколько миллионов золотых рублей, но, будучи разоблаченными Забайкальскими пограничниками, бандиты открыли стрельбу и были уничтожены на месте».
Да и список драгоценностей опубликован не был, и, когда Ленин потребовал «все вернуть в Москву», он «честно вернул» два чемодана с драгоценностями — большей частью с мелкими, но очень дорогими ювелирными изделиями. И москвичи оказались в абсолютном цуцванге: если они заявят, что «вернули не все», то это значит, что им было известно о контрабанде — и шансы наладить хоть какие-то отношения с зарубежными странами падают до нуля. А если смолчат, то просто потеряют семьдесят миллионов. Впрочем, они миллиардами воровали, и такая потеря была не особо значимой. А вот то, что был потерян практически налаженный канал вывоза средств за рубеж, было крайне неприятно: в «группе дипломатов» были почти все, кто обеспечивал связи советского правительства с европейскими банками, и на налаживание новых контактов было нужно довольно много времени и сил. А особенно им было обидно потерять «прямой контакт с Британией» — но пока что пришлось просто утереться: объяснять иностранцам, что драгоценности везлись не для финансирования зарубежных коммунистов, а «для личного пользования» означало бы полную утрату легитимности в глазах европейцев.
На самом деле господин товарищ Малинин заранее у «инциденту» подготовился: его люди тщательно следили за Ганецким и подозревали, что будет попытка вывоза ценностей — собственно, предварительная готовность и позволила обойтись без потерь у забайкальцев. Однако размеры контрабанды поразили даже его.
Федор Андреевич в связи с этим снова зашел «кое-что уточнить» к Николаю Павловичу:
— Товарищ Бурят, а вам не кажется, что ваши люди зря перестреляли столько людей?
— Нет, товарищ Артем. Постреляли их совершенно заслуженно. Просто раньше как-то случая не было, а тут так все удачно сложилось. Причем именно тогда, когда деньги нам — я имею в виде России — особенно нужны.
— Деньги всегда особенно нужны… а что вы имеете в виду конкретно?
— В Поволжье и на Южном Урале засуха, там хлеба не будет. По остальной части Советской России с видами на урожай тоже печально, поскольку мужики не желают сеять: все равно у них все продотряды заберут. То есть будет голод, и, судя по тому, что правительство Ленина не пытается его предотвратить, а лишь увеличивает объемы воровства и вывоза ценностей за границу, голод будет страшный. Хуже, чем в двенадцатом году, и даже, скорее всего, хуже чем во втором.
— Так надо что-то делать!
— Так мы и делаем. Мы забрали у этих бандитов драгоценноситей на семьдесят миллионов рублей, то есть почти на тридцать пять миллионов долларов. И у нас есть возможности эти драгоценности продать…
— Так нужно это побыстрее сделать!
— Федор Андреевич, а зачем?
— Хлеба за границей купить хотя бы, да той же кукурузы — она и вовсе недорогая…
— Вы что, уже забыли, что я вам показывал про счета главных большевиков? Деньги у нас есть…
— Я все же не верю американским газетенкам. Ну зачем им такое публиковать?