Бурят
Шрифт:
Кое-кто из «партийцев», хотя пока еще все же «высшие партийные деятели» до «забайкльца» не снизошли, и Никодай Павлович снова разговаривал с руководством столицы. Ну как разговаривал: общался. Товарищ Каменев просто пылал яростью, задавая Николаю Павловичу вопросы, которые в целом можно было отнести к риторическим:
— Объясните, по какой причине вы расстреляли весь состав Польревкома?!
— Так они сами об этом попросили, причем весьма настойчиво.
— Как попросили…
— Обыкновенно. Вы же отдали приказ, причем совершенно однозначный, что к нашим солдатам и офицерам никакой агрессии не проявлять. А они вот проявили, причем в совершенно
— То есть как это «в нецензурной»?
— За револьверы хвататься начали и даже стрелять попытались. Я же предупреждал: у нас такие действия наказываются, причем по обычаям предков наказываются смертью. Ну да пес с ними, сдохли так сдохли. Поляков-то мы в русскую землю не пустили!
— Вы не совсем понимаете, что вы наделали…
— Это, похоже, вы не совсем понимаете. Посему считаю должным кое-что объяснить. Главный тамошний поляк мало что учился вместе с Пилсудским, так еще и поклялся «освободить землю польскую от москалей». А сам Пилсудский о нем публично говорил, что он «никогда не нарушал обещаний, данных польскому народу». Вам газетки с этими словами занести или сами их разыщите? Так вот, благодаря в том числе и ему поляки узнавали о ваших военных планах раньше, чем командиры Красной армии. Главный партиец уже готовился к пропаганде польских идей на территориях, которые Пилсудский уже считал территорией Польши. Фактически он уже приступил к созданию польской коммунистической, но строго антироссийской партии. Прочие не лучше, так что для вашего же спокойствия лучше этот вопрос пока не поднимать. Потому что если… когда вы узнаете, кто эту шайку здесь покрывал, то… в общем, до вечера такого дня вы просто не доживете.
— Но вы же скажете…
— А вы хотите не дожить до сегодняшнего вечера?
— Нет.
— Вот и отлично. Я сегодня все же отъеду в Белосток, там нужно наши уже государственные органы наладить. А вы тем временем… да, кстати, если Ильич ваш снова поднимет вопрос о паровозах, то передайте ему, что Забайкальская республика готова поставить до двух тысяч паровозов в течение года, причем по цене не свыше пятидесяти пяти тысяч рублей за каждый. А если он вас не послушает… да, хотел спросить, но все забывал: вы не нашли, куда делся этот ваш паровозный гений? Он мне кое-что пообещал, но я его уже третью неделю нигде застать не могу…
Глава 12
В Белостоке у Николая Павловича дома не было, там когда-то жила его несчастная супруга. И в доме тестя он и бывал-то лишь пару раз — но что-то, спрятанное в глубине души, его туда тянуло. И, приехав в город, он первым делом направился к дому своей жены. Но подойдя, увидел, что там живут какие-то люди, причем, судя по одежде, к семье полковника Рукавишникова ну никак не относящиеся.
Несмотря на войну и шастающие туда-сюда войска в городской управе бюрократия работала прекрасно и уже через полчаса Николай Павлович получил полную информацию и о нынешних хозяевах особняка, и даже о том, как они хозяевами стали. А затем в сопровождении четырех своих помощников-бурят и полковника Малинина, который сейчас везде сопровождал его, видя, что Андреев находится в каком-то непонятном настроении, вернулся и вошел в этот старый дом.
— Кто ви такой и што вам таки надо? — заверещал пожилой нынешний его хозяин, но Николай Павлович молча ходил по дому и осматривал совершенно незнакомую обстановку. А затем, увидев большое зеркало, закрепленное на невысоком комодике (причем и рама, и комодик выглядели на удивление обшарпанными, даже одна дверца комодика
— Откуда у вас это зеркало?
— Я купил его на рынке, перед войной еще купил.
— А что это за надпись? — он указал рукой на нацарапанные на боковой стенке комодика буквы З и Р.
— А вам что за дело? — попытался огрызнуться старик, но, увидев взгляд Николая Павловича, все же поспешил ответить:
— Это цифра «три» и латинская буква. Это моя третья дочь написала, когда маленькой еще была, ее Пнина зовут. Решила, что зеркало ей в приданое пойдет, вот и отметила.
— Этого мерзавца повесить на осине, — Николай Павлович повернулся к бурятам, — жидов сейчас же из дома вышвырнуть в чем есть, всё их барахло сжечь. Если они до темноты останутся в городе, тоже повесить.
— Николай Павлович, — поинтересовался Малинин, — а что вас заставило… принять такое решение? Насколько я понимаю, этот дом был ранее собственностью ваших родственников, но…
— Мне еще Александр Христофорович говорил… то есть не лично, конечно, а родственник его пересказывал, как в Царстве Польском после их бунта жиды дома захватывали. Шляхту-то мы изрядно проредили, многие по каторгам разъехались, и по закону дома их в казну отойти должны были. Но тут внезапно появлялись жиды, показывали закладную на дом, чаще просроченную, но наибольшее на неделю-две, и дом себе как заклад забирали. Позже то же проделывать стали когда домовладелец, близкой родни не имевший, помирал. А этот жид дом по такой закладной в собственность получил в восемьдесят шестом году. Не думал я, что они такое проделывать столь долго продолжат…
— Но ведь закладная и настоящей быть могла? — решил успокоить Председателя правительства пожилой жандарм.
— Рукавишниковы могли из своих средств половину города купить, им дома в заклад давать без надобности. К тому же они их служивых дворян.
— И что?
— Анатолий Александрович при нужде мог даже у императора денег взаймы попросить — и получить их, а брать деньги у жида — это невместно совершенно, против дворянской чести такое. Посему вывод простой: закладная подложная. Опять же, даже если дом в заклад по какой-то ну совершенно неотложной нужде и отдал бы он, то уж наверняка без прочего имущества, да и не хватило бы у жида денег это зеркало в заклад взять.
— А что за зеркало особое?
— Венецианское, начала восемнадцатого века, а надпись моя… родственница на нем оставила, Зинаида Рукавишникова. Отец ее тогда ей такую трепку задал! Такую… что стала она семейным преданием. А цена зеркалу сто лет назад была немалой, за него полторы тысячи лобанчиков отдали. А нынче даже в золотых рублях оно встанет тысяч в пятьдесят, а то и поболее: таких уж лет сто вообще не делают. Вы не знаете, где здесь можно краснодеревщика найти?
— Понимаю вас, но не могу не заметить, что наказание вы выбрали несколько несоразмерное.
— Соразмерное, более того скажу: только так с ворами поступать и надо, иначе ведь вообще все раскрадут. Я вас отдельно попрошу все такие закладные за последние лет… семьдесят изыскать и воров и потомков их из украденных домой выгнать. Эти богатые жиды ведь не понимают: если они по-прежнему всех вокруг обворовывать продолжат, то скоро народ против них восстанет и жидов всех, а не одних богатеев, здесь больше не будет. И рады будут те, кто успеет просто убежать.
— Я… я понял. И краснодеревщика вам изыскать постараюсь.