Буржуа: между историей и литературой
Шрифт:
7. Проза II: «дух способен творить»
Горя желанием побольше узнать о своем «маленьком королевстве», Робинзон решает объехать остров. Поначалу препятствием ему становятся скалы, затем ему мешает ветер. Он ждет три дня, затем снова пускается в путь, но все идет не так – «очень глубокие воды… сильное течение… мои весла никуда не годились» – так что он даже решает, что обречен на верную смерть. «И теперь я увидел, – заключает он, – как легко божественному провидению сделать самое несчастное состояние человека еще хуже» [143] .
143
Defoe, Robinson Crusoe, p. 148.
Божественное провидение: аллегорический регистр романа. Но сравнение с неизбежным прецедентом «Путешествия Пилигрима» показывает, сколь многое изменилось чуть больше, чем за одно поколение. У Буньяна аллегорический потенциал текста открыто и систематически активируется в примечаниях к книге, которые превратили историю путешествия Христиана во второй текст, внутри которого лежит истинный смысл книги: когда Сговорчивый жалуется на слишком медленный темп путешествия, addendum [дополнение] Буньяна – «Недостаточно быть Сговорчивым» – превращает этот эпизод в урок этики, который может быть абстрагирован от повествовательного потока и навсегда сохранен в настоящем времени. История имеет смысл, потому что у нее два смысла, и второй смысл важнее: так работает аллегория. Но «Робинзон Крузо» построен иначе. Одно из самых невзыскательных слов в английском языке things [вещи], прояснит, что я имею в виду. Things – третье по частотности употребления существительное у Буньяна (после way [путь] и man [человек]) и десятое по частотности у Дефо (после time [время, раз] и кластера терминов, относящихся к морю и острову). На первый взгляд это кажется признаком близости двух этих книг друг к другу и их отдаленности от других [144] . Но если взглянуть на согласование термина, картина меняется. Вот Буньян:
144
В «Путешествии Пилигрима» слово things встречается 25 раз на 10 000 слов, а в «Робинзоне Крузо» – 12; в конце XVII – начале XVIII века средняя частотность в корпусе Google Books почти в десять раз ниже (от 1,5 до 2,5 раз на каждые 10 000 слов), в корпусе «Литературной лаборатории» она очень медленно вырастает от 2 случаев около 1780 года до всего лишь более 5 в 1890-е.
Все вещи в притчах мы не презираем…
И низкие вещи он сделал проводником божественного.
…знать и открывать темные вещи грешника…
…не лучший способ скрывать вещи, как они есть сейчас, но ждать вещей грядущих.
…ибо видимые вещи Временны; но вещи невидимые Вечны.
…ибо какие еще вещи на земле более достойны языка и уст людей как не Божьи вещи на небесах? Я только хочу привести вещи в порядок.
Вещи глубокие, вещи скрытые, и да пребудут они в тайне.
…так что зачем ему… заполнять свой разум пустыми вещами? [145]
145
Bunyan, Pilgrim’s Progress, pp. 7, 9, 26, 28, 60, 65, 95, 100. (Здесь и далее перевод мой. – Примеч. пер.)
В этих примерах «вещи» обладают тремя разными, хотя и частично пересекающимися значениями. Первое целиком общее: «вещи» употребляются для обозначения незначительного: «Христиан и Верный говорили ему обо всех вещах, которые приключились с ними на пути» [146] , «Я только привожу вещи в порядок». Слово указывает на world [мир] (еще одно очень частотное существительное в «Путешествии Пилигрима») и отбрасывает его как нечто незначительное. Затем идет еще одна группа выражений – «низкие вещи», «пустые вещи» – которая добавляет второй семантический слой, выражая этическое презрение к этим незначительным вещам в миру. И, наконец, после незначительности и аморальности наступает черед третьего воплощения: вещи становятся знаками – «вещи в притчах», «открывать темные вещи грешникам» или те «замечательные вещи», которые Истолкователь – превосходное имя – объяснит Христиану во время остановки в пути.
146
Ibid., p. 68.
Вещи, легко превращающиеся в знаки, потому что по сути своей они никогда и не были вещами
Конец ознакомительного фрагмента.