Бутик ежовых рукавиц

Донцова Дарья

Самым тягостным оказался день погребения. Как назло, он выдался замечательным – солнечным, ласковым. На кладбище, где собрались почти все коллеги погибших, весело пели птички, и Настя с огромным трудом удерживалась от истерического вопля. Хотелось задрать голову в небо и заорать: «Почему?»

Процедура прощания затянулась. Сначала говорили речи, в которых обещали никогда не забывать убитых и помогать их дочери, потом гробы под музыку оркестра опустили в могилы, холмики завалили цветами.

Настя машинально фиксировала: вот венок от месткома, а этот от парткома,

букет кладет секретарь директора, гирлянду разворачивают рабочие… Среди знакомых лиц появилось неизвестное. Невысокий мужчина, в неприметном сером костюме приблизился к свежим могилам. На голове у товарища сидела шляпа, по тем годам непременный атрибут одежды инженерно-технического работника (пролетариат массово носил кепки). Но не головной убор привлек внимание Насти. Директор завода, партиец старой закалки, осуждающе относился, как он говорил, «к попам» – борода и усы вызывали у него гнев, поэтому на предприятии у всех мужчин были гладковыбритые щеки. Лицо незнакомца, старательно укладывавшего сейчас на глиняные комья четыре чахлые гвоздички, покрывала буйная растительность, а глаза прятались за большими, сильно затемненными очками. Ясное дело, мужчина был не из заводских.

Настя занервничала. Всех малочисленных приятелей Гостевых она великолепно знала, и бородачей среди них не водилось. Чертежница окинула внимательным взором фигуру мужчины и увидела на его ногах рыжие ботинки на небольших каблуках, обувь выглядела слишком маленькой и изящной.

Словно почувствовав чужой интерес, незнакомец быстро сделал несколько шагов в сторону и слился с толпой. Настя кинулась за ним. Но пока женщина протолкалась сквозь толпу, неизвестной личности и след простыл…

Дальше начался кошмар. Настю просто затаскали по допросам. Она, правда, прикинулась полудурой и все бубнила: «Ничего не знаю, служила у Гостевых домработницей. Кого угодно спросите: сумки таскала, за девочкой присматривала, в курсе дел хозяев не была».

Следователь сразу ей сказал:

– Мы вас не подозреваем, просто хотим найти убийцу.

Но Настя стояла на своем: ее хата с краю. Женщина хорошо понимала – в жизни подруги имелась тайна. Из-за нее и погибли Гостевы. Мужчина, который сначала всунул в руку Насти записку, а потом пришел на кладбище, знает правду, но рассказывать о бородаче нельзя. Очевидно, секрет страшен, лучше молчать. И еще: Настя надеялась, что ей отдадут на воспитание Мадлен. Чертежница наивно полагала, что раз родители погибли, но есть женщина, готовая взять ребенка и заботиться о нем, государству выгодней вручить Мадо Насте, чем тратить деньги на содержание сироты.

Как же Настя ошибалась!

– Одинокой, не работающей женщине никто не позволит воспитывать девочку, – заявили в ответ на ее просьбу в органах опеки.

– Но я ведь о ней забочусь с рождения, – попыталась объяснить ситуацию Настя.

– Мы обязаны оградить сироту от посягательств! – рявкнул чиновник. – У девочки есть квартира.

– У меня тоже, – разозлилась Настя. – И я уже устроилась на работу.

– Закон не на вашей стороне, – нахмурилась бабища, решавшая судьбу Мадо.

Мадлен отправилась в приют,

а Настя пошла на службу. Она терпеливо ждала, когда ее воспитанница «отсидит срок» в детдоме и вернется в родную квартиру.

Абсолютно неожиданной для Насти стала поимка бандита, зарезавшего Гостевых. Сотрудники милиции постарались и нашли негодяя, человека со старомодным именем Аристарх и со смешной фамилией Задуйветер.

Настя пошла на суд. Убийца произвел на Анастасию странное впечатление. Казалось, он совсем не переживал за свою судьбу, весьма охотно рассказывал, как готовился к преступлению, вычислял богатую квартиру по окнам.

– У кого деньги есть, – вещал Задуйветер, – те ремонт сделали, рамы снаружи чистые, белые.

И вот судья, сурово нахмурившись, спросил:

– Как же вы узнали про тайник, отодвигающийся стеллаж с книгами, о котором не слышали ни дочь, ни домработница Гостевых?

Задуйветер быстро пояснил:

– Через бинокль за ихней фатерой наблюдал. Завсегда так поступаю. Негоже на хазу неподготовленным переть, можно схоронку не найти. Сначала устраиваюсь в соседнем доме на лестнице или на чердаке, зырю в увеличилку. Стекла у меня хорошие, немецкие. Главное, терпеж. Рано или поздно лох в нужное место заглянет. Высмотрел я Гостевых, понял, как полки съезжают, и пошел на дело. Но не повезло, пришлось хозяев убирать. Сами виноваты, не в нужный час вернулись!

Настя, никогда не имевшая дел с уголовным миром, ужаснулась деловитости Аристарха. Но окончательно ее поразило поведение убийцы после оглашения приговора. Услыхав слова «высшая мера наказания», Задуйветер не изменился в лице, не зарыдал, не устроил истерики. Он с легкой усмешкой кивнул и вдруг сказал:

– Спасибо, граждане судьи, авось на том свете свидимся!

Подобная наглость заставила Настю сжать кулаки. Спустя довольно длительное время на имя Мадлен пришло казенное письмо. Настя вскрыла послание и вздрогнула. Внутри лежал бланк с сообщением о том, что приговор приведен в исполнение.

Глава 26

– Ужасная история! – абсолютно искренно воскликнула я.

Настя кивнула.

– Да.

– Вы рассказали Мадо про бумажку с цветком и тайну ее матери?

Настя вскочила и забегала по кухне.

– Сначала нет. Мне не хотелось тревожить девочку, которая и без того перенесла тяжелейшее испытание. И потом, убийцу же нашли, следовательно, никаких секретов – Задуйветер замыслил грабеж.

– Ясно, – протянула я, удивляясь несообразительности Насти. Разве вор станет предупреждать о своих намерениях?

– Только, выходит, я опять в неведении осталась, – вздохнула Настя, – а Мадлен что-то узнала. За день до ареста она по телефону разговаривала. Тихонько так, почти шепотом. Спиной к двери стояла, лицом к окну, а я по коридору шла. Слышу – бубнит что-то. А потом погромче воскликнула: «Амалия, вы ошибаетесь в отношении Ирины!» И снова «бу-бу-бу»…

Если бы не имя «Амалия», Настя и внимания не обратила бы на разговор, а так она насторожилась и решила допросить Мадо.

– С кем шушукалась? – поинтересовалась чертежница.