Буйный Терек. Книга 1
Шрифт:
Слушатели молчали. Шамиль обвел взором людей и страстно закончил:
— Покайтесь, братья! И пока не поздно, спасите свои души от ада! Вернитесь к богу, исполняйте заветы пророка, будьте мусульманами, людьми, достойными жизни на земле и вечного блаженства после смерти. Аллах велик и милостив, и он простит заблуждавшихся, но вернувшихся на правильный путь людей, — сказал Шамиль, отходя в сторону Гази-Магомеда.
— Что мы должны делать, о праведник, как нам вернуться к милости аллаха? — простирая к Гази-Магомеду руки, взволнованно выкрикнул кто-то из толпы.
— Идти по пути, указанному пророком. Быть мусульманином, и главное, нам надо накопить силы. Впереди большая борьба, впереди испытания, в которых нам нужно единство всех мусульман.
— Верно, правильно, божий человек! — послышались возгласы.
— Все мы — божьи люди. Все мы исходим от аллаха и все возвращаемся к нему. Правда, честность, бескорыстие, любовь к свободе — вот что должно заполнять нас. Не бойтесь быть праведными, за это заплатит вам аллах, а окружающие будут благословлять и почитать вас. Горе тем, кто забудет бога и пророка! Смерть и бесчестие будет их уделом!
— Ва-аш-алл-ах! — тихо пронеслось по мечети.
— Скажи, праведник, как нам быть? Говорят, ты призываешь к священной войне с русскими, но ведь они сильны, их много, у них пушки, а наш аул находится вблизи их границ, — спросил старшина.
— Я не призываю вас к войне с русскими. Я говорю вам о другом. Очиститесь от грехов, от язв, которые покрыли ваши души. Перестаньте ссориться друг с другом, не лобызайте рук ханов и беков.
— Что же нам делать, праведник? Научи нас, божий человек! О имам, о лев, о светоч Дагестана! — послышались отовсюду взволнованные, молящие голоса.
— Освобождайтесь от продажных ханов и мулл. Выбирайте из своей среды старшин. Пусть бедные люди управляют вами. Бедняк лучше знает голодного, чем хан или нуцал!
— Верно, правильные слова, о имам, о зеркало истины! — закричали в толпе.
— И не надо вам тревожить русских. Время для войны с ними еще не пришло. Нужно в своем доме навести порядок, надо очистить горы от навоза. Без продажных властей лучше станет житься людям, а когда пророк и шариат воцарятся в горах, когда все мы станем истыми мусульманами и шихами, тогда с помощью аллаха мы займемся и другими делами. Сейчас же думайте одно — уничтожайте продажных псов, изменивших народу и исламу!
— А как же быть с податями, которые мы платим нашим ханам? — раздался неуверенный голос.
— И с арендной платой за землю?
— И с оплатой ханских быков и зерна, данного на посев?
— Тем ханам и бекам, которые смотрят в сторону русских, ничего не платить! — сказал Гази-Магомед.
— А подати? — снова спросил все тот же робкий, неуверенный голос.
— Они будут снижены наполовину. Кто крепок хозяйством, тот будет вносить больше, чем бедный.
— А земли беков?
— Тем бекам, которые знаются с русскими, оставим столько земли, сколько сможет обработать бек и его родные. Остальное разделим между народом.
— Это хорошо! Только какой же бек или хан станет сам работать на поле? Да он и волов в соху не сумеет впрячь! — крикнул кто-то, и все дружно и весело рассмеялись.
— Поглядел бы я на этого елисуйского бездельника, который теперь сидит в яме, как это он станет пахать мой клочок каменистой земли, — сказал Нур-Али, и все еще веселее рассмеялись.
— Ну, а подати, ведь их все же придется кому-то платить? — все так же робко, но настойчиво повторили из толпы.
— Подати будете платить тем, кого выберете сами в старшины, а они будут сдавать собранное наибу, назначенному народом, или отчитываться перед ним.
— Ханы и беки не простят нам такого своевольства! Как бы головой не пришлось ответить за такие дела! — наставительно и веско сказал мулла.
По толпе прошло движение, большинство людей насторожилось.
— Мы не спросим их, бездельников, умеющих только пить да плясать!
— А русские? — тихо спросил старшина.
— Мы не воюем с ними, мы не призываем народ к войне, а раздел земли и уничтожение ростовщиков и пьянства не обеспокоят их!
— А как быть с долгами? Я, например, уже четыре года как должен нашему старшине три меры зерна, взятые на посев. Вернул я ему уже четыре с половиной, а конца долгу все нет. Еще две меры требует с меня.
Все насторожились, вытянув шеи и напряженно ожидая ответа: таких должников было немало.
— Или вот я, например, — вышел вперед другой аульчанин. — Я взял у нашего уважаемого муллы два моната [75] серебром сроком на год, и вот через месяц и четыре дня я должен буду отдать ему три моната и три абаза серебром.
Мулла поднял к небу обе руки и деланно засмеялся:
— О Магома, какие пустяки ты говоришь здесь, на серьезном и деловом собрании! Разве я неволю тебя со сроком! Бог с ними, с абазами, принесешь, что взял, когда сможешь!
75
Серебряный русский рубль.
— Спасибо тебе, мулла Таги, за хорошие слова и за то, что ты вдруг стал таким добрым, — усмехнулся Магома, — однако всего день назад ты сердито напомнил мне, что срок долгу подходит и что ты не дашь мне и часу отсрочки!
Все дружно расхохотались.
— Ах, нехорошо говорить неправду! Ложь, да еще сказанная в стенах мечети, является большим грехом, Магома! — укоризненно качая головой, сказал мулла.
— Я тоже так думаю, почтенный Таги-мулла, нельзя врать в мечети, как нельзя врать и в другом месте. Но я говорю правду, тем более что наш разговор слышали и Гассан, и Абдулла, и Индрис, и еще многие, кто просил тебя также отсрочить долг!