Буйный Терек. Книга 1
Шрифт:
Арчил, Мадатов и постоянный спутник генерала ротмистр Габаев, сопровождаемые казаками, широким наметом поскакали к майдану.
Топот конских копыт стих, и только веселые звуки зурны, пистолетные выстрелы да шум Куры раздавались в тишине.
— Веселый человек и воистину отважный! — сказал Ермолов старому князю, глядя вслед умчавшейся кавалькаде.
Они стояли на плоской, затемненной чинарой крыше дома в расстегнутых бешметах, в надетых на босу ногу чувяках.
— Гусар! — коротко ответил Орбелиани, и в его словах прозвучало уважение к этому лихому и бесшабашному генералу.
На следующий день Ермолов с утра переехал в свой недавно отстроенный дворец, помещавшийся на Посольской площади. Уведомленный о его приезде, тифлисский гражданский губернатор генерал-майор фон Ховен приехал к одиннадцати часам дня с докладом о делах и положении в городе. Ермолов молча, не прерывая, выслушал его доклад и коротко опросил:
— А ведомо ли вам, Отто Карлович, о том, как строятся торговые ряды и русский квартал над Курою?
— Так точно, Алексей Петрович. Ряды уже заканчиваются, а русский квартал к осени кончим.
— Военное дело, равно как и денежное, точность любит, в этом их суть, Отто Карлович, тут и одно и другое в едином состоят… а вы, как цыганская гадалка, отвечаете. К осени!.. — недовольно повторил Ермолов. — В здешних краях осенью все время с сентября по самый декабрь считать можно, так в какой же из сих месяцев закончат строить?
— К… октябрю, — наугад сказал Ховен.
— Так-с… будем считать, что к октябрю. А ведомо ли вам, что строители эти вышли из сметы на восемьдесят с лишним тысяч?
— Ве-домо… — повторил губернатор, впервые услышавший об этом.
— А коли ведомо, то кто и чем покрывать будет перерасход по работам? — поднимая острые, сердитые глаза из-под лохматых нависших бровей, спросил главнокомандующий.
Губернатор молчал.
— Опять на местные доходы, на городские и губернские обложения надеетесь?
Фон Ховен тупо посмотрел на Ермолова и неуверенно сказал:
— Сегодня же, ваше высокопревосходительство, прикажу выяснить, как сие получилось и в чем состоят оному причины.
— Могу сказать сейчас, Отто Карлович. Первая и основная причина сему — воровство. У них там ворует всякий, кому не лень, а вторая причина — попустительство властей. Ведь вы сами один только раз побывали на стройке?
— Один! — односложно ответил Ховен.
— И то месяца три назад, а поставленный следить за делом подполковник Зарубин спился, и за него ведут дело жулики и воры!
— Корганов лишь неделю назад докладывал совету…
— Майор Корганов — суть первый вор, сукин сын и негодяй! И, не носи он офицерского мундира, я бы его публично выпорол сегодня же посереди майдана!
Ермолов встал. Фон Ховен тоже быстро поднялся.
— Майора Корганова отстранить от дел и вызвать завтра ко мне! Прошу вас, Отто Карлович, присутствовать при этом и к завтрему доложить о преступлениях подчиненных вам полицеймейстера Булгакова, приставов Накашидзе, Лапшина и Иванова третьего. Вот дела о них. Разберитесь.
— Слушаюсь! — ответил Ховен.
— Кстати, как вы разумеете деятельность господина Чекалова? — пройдясь по комнате, остановился Ермолов.
— Председателя Уголовно-контрольной палаты края? — спросил губернатор.
— Да!
— Почитаю ее вредной для дела российской короны и ходатайствовал бы о замене статского советника Чекалова другим, более достойным человеком.
— А чем скрепляете ваше ходатайство?
— Жалобами всех слоев общества, от черного народа и до самых влиятельных князей! Неправедные суды и приговоры, лихоимство и мерзости творятся в делах Контрольной палаты, и я не в силах пресечь оные безобразия, ибо ведомство сие не подчинено мне по закону.
— О каких беззакониях говорите? — спросил Ермолов, садясь на тахту с мутаками, стоявшую у окна. — Да садитесь, Отто Карлович, ведь сейчас я вас не как главнокомандующий спрашиваю, а как человек, который вроде вас стоял возле жуликов и проходимцев и вовремя не заметил их преступлений. Воровали они, а отвечаем и мы с вами, ведь они — власть здешняя, силу и могущество имеют, для управления здешних народов верою и правдою поставлены, и оба мы и Вельяминов прохлопали мошенства, кои нашими чиновниками и офицерами содеяны. Вы думаете, можно убедить князей и дворян здешних, что ни Ермолов, ни вы, ни Вельяминов не токмо что рублем не повинны в сих поступках, а даже и не знали об этом? Да никто не поверит, и правы будут! Начальник должен все знать и все видеть, ежели ж он слеп, то или дурак или вор!
Щеки фон Ховена побелели, он вздрогнул и, поднимаясь со стула, сдавленным, взволнованным голосом сказал:
— Ваше высокопревосходительство, я чаю, что вы не приписываете сих качеств мне…
— Второго — ни в коем разе, милейший Отто Карлович. А за правду прошу не обижаться. Все мы оказались в дураках, а я — главным образом. Надеюсь, что сей случай послужит нам на пользу. Впереди большие события, и снова ошибаться нельзя. Не позволят ни долг, ни совесть! Извините за горькие слова, но мы их с вами заслужили. А теперь, — главнокомандующий встал, — прошу к завтрему приготовить доклад о беззакониях, чинимых в Контрольной палате. Надеюсь, что сделано сие будет в строжайшей тайне!
Ермолов, сопровождаемый конвойным казаком, сошел к экипажу, в котором уже ждал его Мадатов.
— В Контрольную палату! — приказал он кучеру, усаживаясь рядом с Мадатовым. — Поедем, князь, незваными гостями в палату обер-жулика и вора!
— Остановись у входа! — сказал Ермолов, трогая за рукав черкески конвойного казака, сидевшего рядом с кучером.
Коляска остановилась около калитки губернской Уголовно-контрольной палаты. Казак соскочил с козел и помог грузно вылезавшему из экипажа генералу. За ним сошел и Мадатов. Ермолов огляделся и, завидя остановившегося у калитки унтера, с любопытством и изумлением глядевшего на главнокомандующего, пальцем поманил его к себе. Унтер рванулся с места и бегом подлетел к нему.