Буйный Терек. Книга 1
Шрифт:
Поручик открыл рот, солдат в страхе скосил на него глаза.
— Умойся, Сусекин, и потом иди обратно в роту! Скажешь, главнокомандующий генерал Ермолов дал тебе отпуску на три дни, да вот, голубчик, возьми ассигнацию, — вынимая из кармана пятирублевую бумажку, сказал Ермолов.
— Ну, поливайте воду! — сверкнул он на поручика глазами.
Поручик стал торопливо поливать на руки солдату.
— Умылся? Теперь иди в роту, а вы, — обернулся Ермолов к трясущемуся поручику, — напишите о моем приказе командиру роты, а сами завтра пополудни… ровно в двенадцать часов дни, ко мне, в штаб… И вы, сударь, в тот же час явитесь ко мне без опоздания, — глядя на поникшего Чекалова, сказал Ермолов.
— Ваше высокопревосходительство, может, пожалуете в горницу, тут и через черный ход прилично, — засуетился Чекалов, но Ермолов так грозно и выразительно поглядел на него, что статский советник осекся и замолчал.
Главнокомандующий молча пошел обратно к калитке, сопровождаемый унтер-офицером. Когда он выходил на улицу, возле коляски была огромная толпа жителей, армян и грузин, через забор и щели наблюдавших всю эту картину.
Как по команде, все обнажили головы.
Ермолов и Мадатов в полном молчании уселись в коляску. Кучер тронул вожжи, и лошади рванули.
— Да-с! Теперь будет им кануперу от Алексей Петровича, — вполголоса удовлетворенно проговорил унтер.
Кабинет генерала был во втором этаже, и, несмотря на жаркий тифлисский день, в нем было довольно прохладно. Пахло свежей масляной краской.
Ермолов, губернатор Тифлиса фон Ховен и генерал Вельяминов сидели за широким и низким столом, заваленным бумагами.
Вельяминов читал бумаги и откладывал одну за другой прочитанные.
— Ну-с, господа, начнем беседу. Прошу вас, Отто Карлович, — обратился Ермолов к фон Ховену.
— Что ж, Алексей Петрович, беседа наша будет горька, а тема ее прискорбна. Все подтвердилось: статский советник Чекалов суть мошенник и лихоимец. — Фон Ховен сокрушенно развел руками и горестно продолжал: — То же скажу и о полицеймейстере Булгакове и приставах Накашидзе, Лапшине и Иванове третьем — взяточники и воры, корысть и лихоимство коих не имеют границ… Вот обличающие их документы, — указал он на кипу бумаг, которые читал Вельяминов. Тот кивнул головой. Ермолов молчал. — И, Алексей Петрович, конечно, я первый, как начальник оных мошенников, несу ответственность за свою слепоту и оплошность, — закончил губернатор.
— Все мы повинны в этом, и все вместе станем расхлебывать кашу, — глухо ответил Ермолов. — Ну, а Ванька-Каин? Какие о нем…
— Главнейший наиподлец и негодяй. Местные армяне отрекаются от сего подлеца и вора… — сказал Вельяминов.
— Да, этот грабитель похлеще и поумней остальных будет… — улыбнулся Ховен.
— Ему же и кнут похлеще! Он здесь?
— Так точно, Алексей Петрович, дожидается в адъютантской.
— Позвать мерзавца!
В кабинет вошел невысокого роста майор с хитрым и умным лицом и настороженным взглядом. Он молодцевато стукнул каблуками и, вытянувшись «во фрунт», четко доложил:
— Ваше высокопревосходительство, майор Корганов по вашему приказанию явился!
Вельяминов молча и испытующе смотрел на него, фон Ховен, не желая встречаться с ним взглядом, хмуро отвел в сторону глаза. Ермолов, приложив к уху ладонь, переспросил:
— Кто явился?
— Майор Корганов… — начал было вошедший.
— Сук-кин ты сын, вор и мошенник, подлец, бестия и взяточник, а не майор, — поднося кулаки к самому лицу Корганова, хрипло проговорил Ермолов. — В солдаты, в серую шинель, в дисциплинарный батальон загоню вора!
Вельяминов все так же молча разглядывал майора, губернатор, обескураженный столь резкими словами Ермолова, хотел что-то сказать, но Вельяминов тронул его за руку.
— Что молчишь, или нет слов оправдаться? — заходив по комнате, уже спокойнее спросил генерал.
— Ошеломлен, ваше высокопревосходительство, убит и раздавлен вашей немилостью… вижу, оклеветали меня враги перед вами, — сокрушенно сказал майор, и по его хитрому лицу пробежала скорбная тень.
— Оклеветали? — переспросил Ермолов.
Майор молча кивнул.
— Докажи! — поднял на него злые, колючие глаза Ермолов.
— Я знаю, это купцы Парсеговы, мои наследственные враги, к вам народ подослали… и еще Мелик-Бегляров, купеческий староста…
— Тоже кровник? — усмехнулся Ермолов.
— Так точно… Он моей головы жаждет, мое разорение или смерть для него счастье.
— А священник Тер-Акопов тоже кровник? — спросил Вельяминов.
— Этот тертер [81] безбожник! Парсеговы за деньги подкупили этого проходимца, — нагло и уверенно отвечал Корганов.
— Ну-с, а почему деньги в сумме четырех тысяч рублей, которые были переданы вам князьями Вачнадзе и Палавандишвили для сдачи в казначейство, остались у вас и не сданы в казну по сей день?
81
Священник.
— Врут князья, ваше высокопревосходительство, ничего от них не получал! Ложь и клевета, истинный бог, правда! — воскликнул Корганов.
— Есть свидетели, целых семеро, при которых были переданы вам деньги, и вот их свидетельства, — проговорил Вельяминов.
— Лжесвидетели, видит бог, врут, да и какую силу могут иметь их свидетельства? Ведь это крепостные люди князей Палавандишвили.
— Та-ак, — протянул Ермолов. — Я ведь не говорил, кто эти люди. Откуда же вы, честный, оклеветанный человек, знаете, что это крепостные? Значит, они все-таки присутствовали при этом?