Буйный Терек. Книга 1
Шрифт:
— Подлая собака, еще более опасная, чем его лжеучитель! — с сердцем сказала ханша. — Теперь бессмысленно будет это совещание!
— Все равно его надо начинать. Русские ожидают от нас не только головы Гази-Магомеда, но и отчета об этом съезде.
— Пронюхали, подлецы, несомненно, они узнали о нашем плане, — продолжая думать о своем, сказала ханша. — Хитер, лиса проклятая! Опять ушел из капкана.
— Ничего, попадется в другой раз, — успокоительно сказал сын. — Я иду к гостям, матушка!
Совещание шло вяло. Персидские агенты говорили о необходимости единства всех мусульман, о том, что война с русскими — общее дело правоверных. Ссылкой на коран они убеждали съехавшихся «вынуть меч из ножен во имя ислама». Англичане утверждали, что силы Аббаса-Мирзы во много раз превосходят силы русских, разрозненные войска которых рассеяны по всему Закавказью.
Делегаты слушали и молчали. Только чеченские представители обещали совершить набег на Грозную, но и то лишь в том случае, если весь Дагестан поднимется на русских.
Англичане слушали, персидский сановник хмурился, ханша молчала, но все понимали, что дело с войной против русских не клеится. Прошло уже два месяца, как русские не только не вторгались в Дагестан, но даже отвели назад свои находившиеся в глубине территории отряды.
— Подходит время жатвы, скоро надо снимать хлеб, сады полны фруктов, скот мирно гуляет на пастбищах, и русские не только не трогают нас, но даже отвели свои посты, а, как говорят люди, из крепости Внезапной и Бурной начали переселять войска и жителей за Терек. Недавно приходил их отряд в аул Кусур, где скрывался белед Абдулла и его приятели по набегам. Абдулла, конечно, бежал в горы, и русские не поймали его, но ни один волос не упал с головы жителей, ни одну скотину не угнали русские, ни одна женщина не оказалась обесчещенной ими.
— Наоборот, — перебил кадия старшина аула Кусур, — русские даже не входили в аул, а ночевали за его околицей. Жену Абдуллы, все его хозяйство, скот они не тронули пальцем. Они через день ушли назад в крепость, а жители аула до сих пор добром вспоминают их. Зачем же нам воевать против них и самим ни с того ни с сего лезть на штыки?
— Неправильные слова, недостойные мусульманина! — поднимаясь с места, запальчиво выкрикнул мулла Саид. — Не «ни с того ни с сего», а для защиты ислама, единой и чистой веры всех мусульман. Для того чтобы защитить слово пророка, вот для чего надо воевать с русскими. И все настоящие защитники подлинной веры зовут мусульман, на войну с неверными. Я имею поручение передать вам, о дети истинной веры, призыв к кровавой борьбе с гяурами и от знаменитого своей святостью муллы Хаджи-Кадукли и от поднимающегося над горами Дагестана светоча веры, поборника шариата имама Гази-Магомеда. Он, этот истинный сын ислама, призывает вас к газавату! — потрясая над головою руками, воскликнул мулла.
Абу-Нуцал и ханша переглянулись, делегаты, не ожидавшие подобных слов муллы, заволновались.
Саид, хитрый и опытный демагог, сразу уловил перелом в настроении съехавшихся. Потрясая руками, изгибаясь от напряжения, он вдруг побагровел, уставился налитыми кровью и страхом глазами куда-то в окно, в сторону гор и, не видя никого, не слыша удивленных возгласов, не обращая внимания на ханшу и Абу-Нуцала, тяжело дыша, напряженно вглядывался в даль.
Все смолкли, глядя на багровое лицо и судорожно вздымавшуюся грудь муллы. Вдруг он пригнулся, лицо его оцепенело, глаза наполнились страхом.
Англичане, тоже поддавшись общему изумлению и беспокойству, с выжидательным любопытством смотрели на него.
— Кыш!.. Кыш, проклятые! — вдруг закричал мулла, размахивая руками. — Прочь со стен, грязные, подлые птицы! Кыш! — подскакивая на месте, кричал мулла.
Он взмахнул несколько раз руками, по его лицу бежал пот, губы дрожали.
— Кыш! Прочь, неверные! — еще раз пронзительно выкрикнул он, и вдруг лицо его просветлело. Слабая улыбка пробежала по нему, глаза радостно заблеете ли, Саид стал легко и спокойно дышать.
— Ушли, бежали, проклятые! — отдышавшись, сказал он.
— Что с тобой, что ты видел, праведник? Что напугало тебя? — посыпались вопросы окруживших его людей.
Мулла Саид глубоко вздохнул, потом про себя, еле слышно прочитал молитву и тихо сказал:
— Я прогнал их… я видел священную Мекку. — И он как бы в изнеможении опустил на грудь голову.
— Мекку? Кого прогнал? Что ты видел, Саид? — снова, но уже тихо, озабоченно и благоговейно спросили делегаты.
— Мекку… ее святые стены… я видел, как, — мулла тяжело вздохнул, сделал паузу, — я видел, как проклятые, неверные русские куры лезли на стены Мекки… Я крикнул им: «Кыш, проклятые!», но они не слушали меня… Я призвал имя пророка, и, оставляя следы, пачкая и царапая белые стены святого города, они попадали вниз. О-о, аллах, благодарю тебя за это чудо! — опускаясь в молитвенном экстазе на ковер и потрясая поднятыми вверх руками, внятно и радостно прошептал мулла.
Присутствующие, охваченные благоговейным трепетом, молчали, и только ханша да англичане не без удовольствия и скрытой иронии наблюдали за муллой.
— Я… я… сейчас не… могу, я ослабел… тело немощно… зато душа сильна. О братья, о истинные мусульмане… — Он поднялся и, еле стоя на ногах, сказал: — Пойду отдохну и помолюсь, поблагодарю аллаха за милость, оказанную его рабу. — Поддерживаемый двумя взявшими его под руки людьми, Саид тихо вышел из комнаты.
— Дорогие наши гости и братья, пришло время намаза, скоро и обед, потом мы опять встретимся здесь, — Абу-Нуцал встал, и все шумно поднялись и, теснясь, стали пробираться к дверям.
— Неплохой актер, и какое умение управлять толпой, — тихо сказал Фиц-Моррис.
— Жулик! Просто он хорошо постиг психологию этих дикарей. Вот увидите, Генри, что вечером они все выскажутся за немедленное участие в войне.
Персидский эльчи, очень довольный действиями муллы, сидя в отведенной ему сакле, удовлетворенно сказал своему секретарю:
— Как в шахматной игре. Хороший, неожиданный и умный ход сделал этот бездельник Саид.
— Что ж, ваша милость, он только отрабатывает свой хлеб! — снимая с посла башмаки, ответил секретарь.