Буйный Терек. Книга 1
Шрифт:
— За что?
— Барская воля, не нам, рабам его, про то знать, — зло и горько сказал Савва. — Отцу моему кулаком погрозился. Ходит злой, чего-то с мусью по-хранцузски лопочет, на нас и не глядит… Бают, что осерчал его сиятельство на то, что его отселе не добром попросили, а навроде как выгнали, — засмеялся Савва.
— Это верно. Его Алексей Петрович с Кавказа удалил.
— Вот, вот, прослышали мы об этом, ну а разве ж наш князь такое стерпит… Гордый, не приведи бог! Он и в Москве себя середи прочих дворян первейшим почитает, спесив больно… А тут на Капказе и подавно… А его, как цыгана, под зад коленкой отселе провожают. — Он засмеялся.
— Бог с ним. Как Нюша? — перебил его поручик.
— Ничего. После того, как мы с папанькой успокоили ее, ожила, песни петь стала, опять щеки зацвели. Дюже она вас жалеет, ваше благородие, — вздохнул Савва.
— И я люблю ее, Саввушка, — тихо сказал Небольсин.
Сеня, стоявший у окна и наблюдавший за калиткой, покачал головой и тихо вздохнул. Савка неодобрительно глянул на него, но промолчал.
— Скажи отцу, что через неделю, много через десять дней, с первой оказией уходим отсюда.
— И мы? — спросил Савва.
— И вы, — доставая бумагу и толстый черный карандаш, ответил Небольсин. — Пойдем через Червленную, Наур-Моздок в Екатериноградскую. — Говоря это, он чертил на бумаге путь оказии. — Видишь, вот здесь линия — это Терек. В этом месте мы перейдем на тот, казачий, берег, и отсюда путь наш лежит уже по станицам…
Савва приподнялся и внимательно следил за карандашом Небольсина.
— Отсюда нам уже легко будет похитить Нюшу.
Сеня вздрогнул и удивленно уставился на Небольсина.
— Да, да, Сеня. Это как раз то, что я хотел рассказать тебе. На казацкой линии мы похитим ее и увезем в надежное место…
— Александр Николаевич, — испуганно оказал Сеня, — ведь опасно… Не дай бог, узнают… не миновать тогда серой шинели.
— Молчи, Сеня. Поздно теперь говорить об опасности… Как я сказал, так и будет. Не могу же я оставить Нюшеньку в беде, а ты что боишься?
— За вас, Александр Николаевич. За себя у меня и думки нету. Как скажете, так и сделаем. В огонь, в воду, на нож пойду… За вас страшуся… Ведь за вас все наши мужики и бабы молятся. Мамаша моя, ваша кормилица, жить мне не даст, ежели, спаси бог, беда приключится… Вот я об чем думаю, Александр Николаевич, — взволнованно сказал Сеня.
— Пустое, Сеня, ничего дурного не будет, а сделаем хорошее — спасем человека, — убежденно сказал Небольсин.
— Дай-то господь! — перекрестился Сеня.
Савка, вначале неодобрительно поглядывавший на него, просиял:
— А я думал, браток, что ты отговаривать барина хочешь… Не бойсь, Сеня, украдем девку, ровно цыган коня, ищи потом ветра в поле…
— И искать не придется, — спокойно сказал Небольсин. — За Червленной в одной из станиц живет друг мой, с которым я еще в Ставрополе подружился…
— Это есаул-то казачий? — оживился Сеня.
— Он, он, тот самый, которого я тогда из беды избавил… Я из Червленной вперед уеду, уговорюсь с ним и в Науре увоз сделаем. А потом — к Терентию Ивановичу, за двадцать верст в сторону, лесом да кустами. На берегу Терека ее платок бросим, на другом берегу еще раньше конские следы на Чечню наведем. Поищут день, — оказия дело казенное, в точности приказом рассчитанное, — а в назначенный час двинутся дальше на Моздок. Поживет Нюшенька в чулане у есаула неделю-другую, а потом, когда Голицын уже в Ставрополе будет, я за нею приеду… а там, — махнул, улыбаясь, Небольсин, — Тифлис и другая жизнь.
— Ох, хорошо бы, барин Александр Николаевич, кабы все так вышло, — довольным голосом сказал Сеня, — и дело доброе б сделали, и душой успокоились. Разве ж я не видел, как вы мучились эти дни…
— Скоро все кончится, Сеня, другая жизнь будет.
— Будет, ваше благородие, обязательно будет, — убежденно сказал Савка. — Кабы не эта думка, дня бы не прожила сестрица. А теперь, батюшка Александр Николаич, я домой пойду, боюсь, как бы этот окаянный Прохор не хватился!
— Иди, Саввушка, да осторожно расскажи о моем плане и отцу, и самой Нюшеньке.
— Не бойсь, батюшка барин, не проболтаюсь. Мышь — и та ничего не услышит.
Савва ушел.
— Лез афер тре дифисиль! [84] — начал по-французски Сеня. — Помог бы только бог нам в этом, Александр Николаевич, — неожиданно перешел он на русский. — Ну да делать нечего, будь что будет, а девушку надо спасать.
— Да, Сеня, будь что будет, а мы спасем ее!
84
Это очень трудное дело.
— Разрешите войти, вашбродь? — громко произнес Елохин, останавливаясь у самых дверей комнаты.
— Войди! — разрешил Небольсин.
— Вашбродь, младший унтерцер Елохин Александр в ваше распоряжение прибыл! — прижимая левой рукой к груди фуражку, выкрикнул Елохин.
— Вольно, — подходя к солдату, сказал поручик. — Итак, здравствуй, Елохин! Ты, верно, знаешь, зачем я вызвал тебя?
— Так точно, вашбродь. Фельдфебель объяснил, для переводу в Тифлис и сопровождения туда вашего благородия, — все еще вытягиваясь «во фрунт», ответил Елохин.
— Да что ты тянешься, словно на параде! Я ж тебе сказал «вольно», ну, садись, — кивнул на табурет Небольсин, — и держись проще, мы ж с тобой не в строю и не на походе. Сколько тебе лет, старина?
Присевший на кончик табурета Елохин вскочил.
— Сиди, сиди… Оставь это!
Елохин снова сел.
— Сорок пятый пошел, вашбродь В марте конец службы. Все двадцать пять годов кончатся.
— Ишь ты какой… большой путь прошел. Небось и повоевал немало?