Буйный Терек. Книга 1
Шрифт:
И только ханше не понравился ловкий трюк беглого муллы Саида. Она заперлась на своей половине, что-то тщательно обдумывая и то и дело советуясь с поваром, готовившим обед гостям, и со своей домоправительницей старой Фатимат, наперсницей и однокашницей ханши, посвященной во все ее дела.
Когда после намаза и недолгого отдыха делегаты собрались в обширном зале ханского дворца, муллы Саида-хаджи еще не было. Кое-кто из гостей, прислушиваясь к тому, что делалось в комнате Саида, с уважением и почтительностью передавал другим:
— Все время молился, не выходя из комнаты, святой души и чистых помыслов этот человек.
Наконец мулла вышел. Теперь он снова был свеж и полон сил.
— Молитва укрепила меня, пророк поддержал своего раба, — скромно ответил он, подходя вместе с другими гостями к двум юношам, которые из узкогорлых кувшинов поливали на руки собиравшимся обедать гостям.
Мулла подошел к юноше, и тот, молча отодвинув от него кусок дорогого, ценимого в горах мыла, которое подавали только особо уважаемым гостям, стал поливать ему на руки. Мулла сдвинул брови, но промолчал. Помыв руки, он подошел к старухе Фатимат, стоявшей тут же с несколькими сухими полотенцами в руках. Она взглянула на Саида и, отодвигаясь назад, достала из-под вороха мокрых полотенец самую грязную и рваную тряпку и протянула ее мулле. Саид злобно сверкнул на нее глазами, и, завернув полу черкески, медленно и демонстративно, на виду у всех, вытер руки полой. Кое-кто изумленно глянул на него, не понимая причины этого странного поступка.
Все шумно заполняли обеденный зал дворца.
Когда гости вошли, хан Абу-Нуцал прочел короткую молитву и, сделав обеими руками приглашающий жест, сел во главе стола, за которым были посажены англичане, персидский посол, чеченский делегат, посланец шамхала и пятеро самых важных представителей дагестанских племен.
Мулла Саид, двинувшийся было к этому столу, был очень любезно остановлен ханшей.
— Уважаемый хаджи Саид-эфенди, прошу тебя, сядь за этот стол, чтобы мы могли видеть твое светлое лицо, — ласковым и таким почтительным голосом сказала Паху-Бике, что умный мулла обеспокоился.
«Старая дрянь хочет меня посадить ниже почетных гостей, подлая баба», — подумал он и вежливо закивал ханше, садясь на указанное место. Рядом с ним расположился секретарь персидского эльчи, с другой стороны сидел захудалый, ничем не значительный старшина аула Гергебиль, дальше — старый подслеповатый кадий Хаджи-Джемал из Казанищ.
«Неважная компания, — решил мулла, оглядывая остальные столы. Прямо против него сидела ханша, и на ее хитром и подвижном лице была торжествующая улыбка. — Рано радуешься, ведьма, я еще посмеюсь над тобой. Я осрамлю тебя, старая распутница», — зло подумал мулла.
Слуги разносили по столам лаваши, зелень, шурпу [83] и хинкал. Гости ели охотно и шумно, разгрызая лук, разрывая на куски лаваш и перекидываясь словами. Запах чеснока и лука заполнял зал.
— Я в прошлом году так пиршествовал в Кабуле, — сказал Монтис.
Когда гости покончили с хинкалом и шурпой, слуги на подносах внесли плов в больших деревянных и фаянсовых пиалах. Поверх белоснежного крупного риса в каждой пиале лежал большой, хорошо зажаренный в масле цыпленок.
83
Густой суп.
Гости весело смотрели, как слуги разносили по столам вкусно пахнущий плов.
Мулла Саид вздрогнул: слуга, подойдя к их столу, поставил перед каждым по пиале с цыпленком, и только перед муллой оказалась чашка с пловом без масла и без цыпленка.
— Это вам, почтенный мулла хаджи Саид, — чуть поклонившись, ехидно сказал слуга.
Его соседи с удивлением переводили глаза с чашки муллы на его побледневшее от оскорбления лицо. Саид отодвинул пиалу и с негодованием посмотрел вокруг. Сидевший рядом секретарь эльчи с хрустом грыз крылышко цыпленка, казанищинский кадий, измазав щеки жиром, жадно обгладывал ножку, посланец Гергебиля, ухватив двумя руками цыпленка за ножки, рвал его пополам, а старик Эски, делегат Табасарани, запустив руку в плов, обмакивал в жирной подливке кусок белого мяса с грудки цыпленка.
Мулла с ненавистью перевел глаза, и взгляд его встретился с насмешливыми, полными ехидного смеха глазами ханши.
— Правоверные! — отодвигая пиалу и резко поднимаясь на ноги, закричал он, покрывая своим голосом шум, царивший за столами.
Все повернули головы к нему, кто жуя, кто держа во рту кость или глотая плов. Некоторые, сидевшие поодаль и не видевшие всей картины, приподнялись, чтобы увидеть и лучше услышать муллу.
— Братья, да простит мне аллах, что я ухожу отсюда, но я должен это сделать. В этом доме оскорбили меня и как служителя бога, и как гостя и человека.
Саид обвел всех глазами и, видя удивленные, непонимающие лица, пояснил:
— Хан и особенно высокорожденная ханша Паху-Бике забыли первую заповедь мусульман — гостеприимство, они, не желая слышать слова божий и правды, сегодня после моей речи дважды оскорбили меня. Во имя божие и для блага истины я оба раза не захотел заметить этого, но сейчас я не в силах. Смотрите, всем гостям принесли плов с цыплятами, одному мне, как человеку, сказавшему неугодное хозяевам этого дома, не положили цыпленка. Почему? Чтобы унизить меня, чтобы показать презрение ко мне, слуге пророка и зеркалу веры! — скорбно закончил Саид.
Гости оцепенело молчали. Действительно, оскорбление было нанесено гостю, такому же делегату, как и они.
— Я ухожу, простите меня, братья, — обращаясь ко всем, сказал Саид.
— Подожди, мулла, зачем ты говоришь неправду? Зачем сеешь смуту и смятение в сердцах хороших людей? — вдруг громко закричала ханша, и головы всех повернулись к ней.
— Я сказал правду… Вот она, чашка… где ж цыпленок? — еще громче, возмущенно закричал Саид, держа в руках пиалу и показывая ее всем.
— Ай-яй-яй, мулла, ай-яй-яй, божий человек! Что это с тобой приключилось? — с нескрываемым смехом, очень участливо заговорила Паху-Бике. — Сегодня, всего только часа два назад, ты отсюда, из Хунзаха, видел, как русские куры лезли на стены благословенной Мекки, а сейчас у себя под носом цыпленка не видишь? Э-эй! — поворачиваясь к стоявшим у стен слугам, закричала ханша. — Помогите святому найти его цыпленка!
Рослый аварец-слуга, шагнув к онемевшему, начинавшему что-то понимать Саиду, на глазах у всех быстро разгреб пальцами рис и вытащил отлично зажаренного, крупного цыпленка.