Буйный Терек. Книга 1
Шрифт:
— Ох, страсти какие! Гремит да полыхает, аж смотреть страшно! — закрывая ставнями окно, испуганно воскликнула Донька, та самая актерка, которая во Внезапной вместе с рядовым Хрюминым исполняла pas de deux.
— Не дождь, а словно потоп! Ну и сторонка! — покачала головой толстушка.
— А чего хотите, девушки? Сторонка-то бусурманская, живут тут одни нехристи вроде чеченов. Вот и все здесь не как у людей! — ответила одна из девушек.
Сквозь щели закрытых ставен блеснула яркая молния, раздался совсем близко оглушительный удар грома, и хату словно рвануло, заскрипели половицы.
— Ох, батюшки, кабы погибели нашей не было! — закричала одна из теснившихся у дверей девушек.
— Лампу! Лампу задуй! Огонь, говорят, молонью к себе притягивает! — затыкая уши, отчаянным голосом завопила толстушка откуда-то из угла, где она пряталась от резких вспышек молний и ударов грома.
Кто-то быстро задул лампу. В темноте было слышно, как тяжко вздыхали да испуганно перешептывались девушки, крестившиеся и взвизгивавшие при каждом ударе грома.
Нюша, сидевшая ни жива ни мертва в сенцах, в трепетном страхе поглядывала на дверь. Не гроза и не молнии пугали ее. Савка, который с минуты на минуту должен был явиться к ней, опаздывал.
«Господи, помоги! И что это Савки нету?» — с тоской прислушиваясь к шуму ливня, думала она.
— Ты что тут спряталась, Нюша? Думаешь, здесь лучше? — засмеялся Агафон, входя со двора в сенцы. — Ох и дождь, не приведи господь, какой лютый!
Он отряхнулся.
— А где остальные девки?
— Там вон, в хате хоронятся… Испужались страсть как! — ответила Нюша.
— Ничего, нехай спать ложатся. Меня вот Прохор Карпыч прислал для охраны, значит, вашей и порядку. Скажи им, чтоб спать ложились, а я малость посижу здесь, обсушусь да покурю, да и тоже лягу, — закуривая, сказал Бык. — Утречком все в аккурате будет, опять солнышко засветит, птички запоют, а там и в путь.
— Уж скажи ты им сам, дядя Агафон, а я тут пригрелась и, правду сказать, идти прямо неохота. Вот ведь страсти-то какие! — сделанным испугом проговорила она.
Блеснула молния, и еще более оглушительный раскат грома прогромыхал над хатой.
— Видать, близко вдарило, — равнодушно сказал, потягивая махру, Агафон. — Ну ладно, дочка, ты сиди, а я пойду к девкам.
Он докурил, пригасил цигарку и вошел в хату. Из-за двери тотчас же раздались голоса девушек.
— Ну, вы, трусихи, чего перепугались али забыли, как дома, в деревне, гремит? — донесся до Нюши добродушный голос Агафона.
За дверью сквозь шум ливня послышался звук шагов. В сенцы, отряхиваясь от дождя, укрывшись с головой мужским кожухом, вошла хозяйка — мамука Луша. Она быстрым наблюдающим взглядом огляделась по сторонам и кивнула на закрытую в кунацкую дверь:
— Полегли спать ваши девки али еще возятся?
— Сидят, ровно мыши, испугались грома, а как?.. — снижая голос до шепота, спросила Нюша.
Мамука быстро подняла палец к губам и энергично замотала головой.
— Одни аль кто там еще есть? — спросила она.
— Дядя Агафон. Остальные девушки.
— Это кто ж еще, Агафон?
— Дворовый человек, для порядка вроде сторожа сюда назначен.
— Часовым значится, караулить вас, чтоб, прости господи, какой-нибудь казачина не выкрал себе невестушки, — засмеялась мамука. — Ну, мы его, хрыча старого, и спрашивать не станем. На, одевай кожух моего мужа да и айда за мной на нашу сторону.
— Эт-то куда ж?
Заслышав голоса женщин, Агафон раскрыл настежь дверь. За его спиной виднелись головы актерок. Вновь зажженная лампа освещала кунацкую.
— Куда собираешься, Нюша? Нельзя это. Прохор Карпович приказали всем вам здесь ночевать. Не дай бог, узнает его сиятельство, мне первому отвечать за вас придется, — миролюбиво объяснил Агафон.
— А ты еще что за начальник? Ты откель здесь взялся? — нахмурила брови мамука.
— А что? — озадаченно сказал Агафон. — Не начальник, а как Прохор Карповичем приставлен к девкам, так и должон точно справлять приказания.
— Это ты, чертов кум, у себя в деревне распоряжайся, а мне на твово князя и таку ж сволочугу Прохора плевать… не в Москве находишься, а на казацкой стороне. Собирайся, девка, неча его, старого кобеля, слушать, — решительно заключила казачка.
— Ты что, обезумела аль белены объелась, баба? — заворчал Агафон. — Куда это еще «собирайся»? Все в этой хате ночевать будут, вот и вся тут. Барский приказ…
— А мне на твово барина… — мамука произнесла такое, что Бык, не находя ответа, растерянно заморгал глазами, а девушки залились таким раскатистым смехом, что заглушили даже шум ливня.
— Ты… ты чего ж озоруешь, срамница? — наконец выговорил Агафон.
— Я те дам «озоруешь», Мамай окаянный! Это чья хата? Твоя али твово князя, хай его черти жрут? Хочу — здесь заночуете, а нет — так всех вас вместе с тобой, нечистый дух, борода рыжая, отселе налажу! Это тебе не Россия. Я здесь хозяйка, а не твой князь. Ты чего думаешь, старый кобель, что я в чистой кунацкой всех вас уложу? Вы завтрева дале двинетесь, а я всю хату после вас неделю мыть да чистить буду! — наступая на Агафона, кричала мамука.
— А как же? — развел он руками.
— А вот и так же! — передразнила его хозяйка. — Сколько вас всех-то с тобой вместе?
— Девок восемь да я, вроде как девятый…
— Так нехай пять в кунацкой полягут, две — здесь, ты — в сенцах, а она ко мне в хозяйскую хату идет.
— Нет, так нельзя! — подумав немного, сказал Бык. — Чего это она одна пойдет… Не полагается одной, и опять же Прохор Карпович велел…
— Вот кобель немытый, заладил одно: Прохор да Прохор, а мне чихать на твоего Прохора! Вот что, милая, с этим дураком не сговориться, — тыча в Агафона пальцем, продолжала она, — бери себе в компанию какую-нибудь подружку, да и айда в нашу хату! Ну, что, чертов караульщик, теперь спокойней будешь?