Быль о полях бранных
Шрифт:
«Что-то грозное случилось в Орде», — понял Олег Иванович и махнул рукой, приглашая незваных гостей на этот берег.
Татары, а вместе с ними и дозорные, не раздумывая, бросились в воду, поплыли.
Вскоре перед великим князем Рязанским предстал мокрый приземистый ордынец с посеченным хмурым лицом и в богатом ратном одеянии. Заговорил он не столь заносчиво, как привыкли говорить с русскими князьями татарские мурзы и темники.
— О-о Султан Урусии, — сразу повысил Олега в звании хитрый степняк, — сто лет жизни тебе! Я, Сагадей-нойон-бей, припадаю к твоим стопам... — Но к стопам не припал, на коне продолжал сидеть,
Олег Иванович вздрогнул, услыхав это имя: Сагадей-нойон был правой рукой Араб-Шаха, и весенний набег на Рязанскую землю проходил не без его активного участия. «Башку ему снести?» — молнией промелькнуло в голове. Но князь погасил вспыхнувший было гнев и спросил спокойно:
— Что у вас произошло?
— Мы разбиты! На нас напал паршивый ублюдок Мамая мурза Бегич. Была страшная битва неподалеку от Гюлистана ал-Джедида. Батыры Великого Султана Араб-Шаха Гияс-лид-Дина дрались мужественно. Но нас оказалось слишком мало перед шестью туменами врага...
— Где сам Арапша-салтан?
— Могучий Муззафар пал в битве! О Аллах, прими его в райских садах своих!
«Вот это да! — переглянулись руссы. — Опять власть в Орде меняется, снова кровь татарская льется. Поистине не ведаешь, в какую сторону глядеть».
— Как это произошло?
— Араб-Шах-султан храбро рубился впереди своих батыров, побуждая их к мужеству. Сразу два копья пропороли его могучую грудь.
— Что ж мне делать с вами? — задумался великий князь Рязанский.
Татары, сообразив, что вот именно в эти мгновения решается их участь, побросали мечи, саадаки, копья и щиты к ногам великокняжеского коня, слетели с седел, пали на колени и в мольбе простерли руки к недавнему своему врагу. Только Сагадей-нойон, сойдя наземь, остался стоять на ногах...
— Прикажи, княже, зарубить всех, — услыхал Олег Иванович шепот за спиной. Обернулся. Встретил пронзительный и неумолимый взгляд воеводы Василия Савела, который продолжал: — Мало ли горя принес нам мурза сей вместе с Арапшей-салтаном? Убили одного гада, так поделом ему. И этого кровопивца надобно головы лишить. А потом, к чему нам с самим Мамаем сводиться бранно? Ведь Бегич его темник, а этот мурза Сагадей — лютый враг эмира.
— Бегич нас и так в покое не оставит, — столь же тихо ответил воеводе князь. — Победа над Арапшей-салтаном вскружит ему голову. Со дня на день надобно ждать полки Бегичевы на Рязанской земле. Что я, татар не знаю? Бегичу в деле сем и Мамай не указ!
— Все равно прикажи зарубить их. Окромя добра, никакого худа от этого не содеется. Нынче они у тебя приюта просят, а завтра, не моргнув глазом, глотку перегрызут. Мне они тоже ведомы, ордынцы! — настаивал Василий Савел.
На этот раз Олег Иванович не стал отвечать ему, обратился к степнякам:
— Я приму вас в подданство свое с условием: все вы должны принять веру православную.
— Мы согласны! — возопили ордынцы. — Давай скорей бачку-попа, коназ!
«Не больно-таки вера Магометова пристала к ним за сто лет, — подумал властитель Рязанский. — Им что поп-бачка, что мулла — все едино. Жизнь — она не дирхем серебра!» А вслух ответил:
— Где ж я вам священника тут, на берегу пустынном, найду? Здесь мои «бачки» не с крестом, а с пестом! Вот до первой слободы с церковью доедем, там и окреститесь все разом в новую веру.
— Хорошо, коназ. Мы умрем за тебя! Поехали скорей!
В это время к противоположному берегу подскакал другой ордынский отряд, более многочисленный. Вперед выехал сухощавый молодой наездник на высоком караковом коне, закричал властно:
— Эй, ур-русы! Отдайте нам Сагадей-нойона! Не испытывайте гнев Мамая-беклербека! Я тумен-баши Великого и Неодолимого Султана Мухаммед-Буляка — Кудеяр-бей Стремительный!
— Пошел вон, помесь гюрзы и шакала, грязный предатель Султанов Али-ан-Насира и Араб-Шаха! — звонко ответил ему Сагадей-нойон, когда еще никто из руссов и рта раскрыть не успел. — Уходи к своему полоумному ублюдку Мамаю и лижи его грязные пятки, покамест я не пропорол твое брюхо карающей стрелой, «стремительный» трус! — Мурза схватился за лук.
— Погоди! — остановил его Олег Иванович и крикнул Кудеяр-бею: — Сюда иди! Не пристало нам ругаться, да еще через реку!
Уязвленный Сагадей-нойоном молодой военачальник приказал что-то своим и с размаху погнал коня в воду...
Вскоре он стоял лицом к лицу с князем и говорил пренебрежительно и властно:
— Я требую выдачи разбойника Сагадей-нойона и всех этих недостойных и вредных подданных Султана Мухаммед-Буляка Гияс-ад-Ди-на! — Кудеяр-бей небрежно кивнул на воинов погибшего Араб-Шаха.
— Они теперь мои подданные, — спокойно возразил Олег Иванович. — А Русь своих не выдает.
— Ха! Твои подданные? Значит, это твои подданные сражались против твоего господина — Великого Султана Дешт-и Кыпчака. Так, что ли, коназ Олег? Знаешь ли ты, дерзновенный, что теперь тебе за это будет?
— На поле брани они не были моими подданными, — равнодушно отпарировал властитель земли Рязанской. — Тогда они были подданными истинного салтана Золотой Орды — Арапши-хана, которому и я присягу на верность давал.
— Араб-Шах умер. Теперь Султаном снова стал Мухаммед-Буляк Гияс-ад-Дин!
— Я про то не ведаю. Кто вас там разберет, в Орде. Ярлыка о восшествии на стол золотоордынский Мамет-Беляк мне покамест не присылал. Значит, он не господин мне. Да и все знают: в Сарае здравствует и твердо правит всей Ордой салтанша Тулунбик, мать Арапши-хана. Вот у меня в кисе [148] и деньги с именем ее. — Князь раскрыл кошель, вынул из него серебряный дирхем и показал ордынцу.
148
Кис'a — кожаный мешочек, мошна, карман для денег.
Гот сморщился, словно уксуса попробовал, но спеси не убавил.
— Ха! Все это вчера было, — по-прежнему напористо заговорил Кудеяр-бей. — Говори, коназ Олег, покоряешься ли ты господину своему — Великому Султану Высочайшей Орды?!
— Госпоже! — поправил его великий князь Рязанский. — Царице Тулунбик! Покамест на столе золотоордынском сидит она, я только перед ней склоняю голову свою. Только перед ней и более ни перед кем!
Разговор шел на татарском языке, который здесь все понимали. Воины Сагадей-нойона, да и сам военачальник по достоинству оценили мужественные ответы мудрого и непоколебимого «урус-коназа» и в душе поклялись верно служить своему новому властелину.