Быль о полях бранных
Шрифт:
Стали подходить на рысях другие татарские тысячи.
Дмитрий Иванович наблюдал с холма, как в версте от русских полков стал скапливаться мощный конный кулак из стремительных степных наездников. Покамест все шло по задуманному им плану.
Кострюк с туменом встал у обрывистого берега Оки, образовав правое крыло войск Бегича. Разведчики его обшарили прибрежные заросли и не обнаружили ничего подозрительного.
Казибек, наступая слева, так же внимательно обыскал дубраву и болота за ней на пять верст в округе. И тоже доложил Бегичу:
—
И тогда мурза-бей — куда и подевалась его нерешительность! — приказал твердо:
— Ковергюй! Ты первым обрушишь мощь клинков твоего тумена на урусов! Кострюк ударит по ним справа, а Казибек — слева! Вперед!
— Внимание и повиновение! — весело рявкнул Ковергюй и, взмахнув мечом, полетел впереди своих батыров на маячивших вдали русских конников.
Татары мощно ударили по тяжелым московским конным полкам. Но те на этот раз не дрогнули, ринулись навстречу и отразили натиск азартного темника.
Тогда Бегич послал ему на подмогу тумен Казибека. Руссы, не ломая строя, медленно попятились.
— Вперед, батыры! Ал-ла-а-а! Бе-ей! — ревел нетерпеливый Ковергюй, ловко работая то луком, то копьем, то саблей. — Ур-р-ра-а-гх! Еще немного, и мы прорвем ряды ур-русов!
Воспользовавшись тем, что Казибек оставил без присмотра болото за дубравой, князь Даниил Пронский повел туда по заранее разведанным тропам два конных рязанских полка. И только после того, как он вышел на ударную позицию и дал знать об этом, князь Владимир Серпуховский, воеводы Семен Мелик, Назар Кусков и Дмитрий Монастырев, беспрерывно атакуемые татарами, стали отводить своих тяжелых всадников к засаде — к самострелам.
Ордынцы завопили от радости:
— Они бегут! Ал-ла-а-а! Ур-р-рагх! Вперед, Дешт-и Кыпчак!
Именно в этот момент мурза Бегич бросил вперед всадников Кострюка. И теперь руссы, уже на галопе, стали стремительно отступать.
— Робята! — кричал трубачам Семен Мелик. — Не прозевайте черты, у которой трубить надобно!
— Не прозеваем, воевода! — отвечали сигнальщики.
Трубачей тщательно охраняли товарищи, мечи которых давно уже были вынуты из ножен и гуляли неистово по головам, щитам и плечам наиболее назойливых степняков.
С русской стороны пало уже не менее тысячи ратников: легко ли сдерживать столь плотный вал искусных в боевом деле ордынских воинов?
Хоть и организованное, но бегство руссов увидели все, и всех татар вдохновил на подвиг наметившийся призрак победы.
— О Ковергюй! Ты смелый туменбаши! Мы идем за тобой! Вперед, батыры! Р-руби урусских собак!
Темник ликовал и кричал в ответ:
— Батыры! Смотрите, сколько перед вами сильных и выносливых невольников! Сколько добрых коней, доспехов и оружия! Все это ваше, батыры! Берите же, пока урусы не разбежались по лесам!
И ордынцы с новой силой гнали своих низкорослых неутомимых коней в атаку...
— Ур-русы бегут! — доложил Бегичу возбужденный гонец от Ковергюя.
Только после этого сообщения мурза-бей перешел реку и двинул свои пять тысяч отборных нукеров следом за атакующими туменами...
— Робята-а! Тру-уби-и! — подал команду Семен Мелик.
Медные рожки звонко пропели. Конница русская расступилась вдруг, полки подались вправо и влево. Часть татарских тысяч устремилась за ними. Но основная масса продолжала лететь вперед.
И тут Ковергюй внезапно увидел прямо перед собой бесчисленный строй пеших русских ратников. Они стояли за земляным валом, сверкая доспехами и поднятыми покамест жалами длинных копий.
Конь темника скакал во весь дух прямо и первым напоролся на рогатку. Лихой мурза еще летел по воздуху через голову поверженной лошади, когда сразу три железных арбалетных стрелы разорвали его грудь. По земле Ковергюй катился уже мертвым.
Атакующие кочевники не сразу сообразили, что произошло. На полном скаку спотыкались их кони, батыров срывала с седел какая-то страшная неведомая сила...
Боем русских арбалетчиков руководили воеводы Лев Морозов и Родион Ослябя. Тяжелые оперенные спицы залпами летели из окопа, с бруствера позади него, из стоящих рядов стальной пехоты. С двухсот метров железные стрелы прошибали легких татарских всадников насквозь. Русская конница исчезла куда-то, а кочевников всюду встречал сметающий вихрь смерти. В несколько мгновений от трех туменов, еще недавно так лихо атаковавших врага, едва две трети осталось...
За все сто сорок лет победоносных татаро-монгольских походов никто и никогда не громил ордынцев так безнаказанно. И они, сообразив наконец, в чем дело, поворотили коней и погнали их прочь, назад к Воже-реке.
Тогда на ошеломленных, потерявших веру в себя воинов, обрушились из дубравы конные полки князя Даниила Пронского. И еще множество татар было изрублено, прежде чем сам Бегич вмешался и восстановил в своем войске относительный порядок. Рязанцев с трудом оттеснили назад, в дубраву. Мурза-бей, прикрывшись остатками корпуса Казибека, стал отступать к бродам.
Но... — о ужас! — на стрежне ленивой реки, словно из пепла возрожденный, стоял русский флот! И ратники в ладьях, прикрытые большими красными щитами, разразились тоже тучей арбалетных стрел.
Телохранители не успели закрыть своего повелителя. Бегич почувствовал сильный удар в грудь. Рука непроизвольно схватилась за холодное железное древко. Мгновенная, все заполняющая боль погасила сознание, и мурза-бей опрокинулся навзничь. Тургауды кинулись было к нему, но вскоре и они легли мертвыми рядом с властелином. Войско ордынское осталось без головы!
Зря, выходит, похвалялся богатырь Пересвет: не достался ему мурза. Но вряд ли он потом жалел об этом.
Казибек упал вообще неведомо от чего. По крайней мере, так говорили его телохранители. Маленькая дырка в кольчуге, как раз напротив сердца, и... даже крови почти нет!