Быль о полях бранных
Шрифт:
Сразил знатного ордынского военачальника кузнец Иван Гвоздила. В руках его громыхнула первая русская рушница, и первый же выстрел из нее нашел достойную цель. Сюда, на реку Вожу, Иван привел отряд из двадцати огнебойных стрелков. Выполнил умелец наказ Великого Князя Московского и Владимирского, открыл мастерскую в Звенигороде и успел отковать покамест два десятка рушниц. Зелье для них прислал из Ростова пушечных дел мастер Джованни Мариотти...
Теперь в живых у татар остался только один темник — Кострюк. Воинов у него было
— Туда пойдем! —и указал плетью на окоп. Не все поняли, почему надо идти на самые неприступные русские укрепления. Кострюк же соображал так: в любом другом месте их всех поголовно ждет гибель. Ибо справа текла многоводная Ока, позади — запертая ладьями Вожа, слева — дубрава, а за ней — непроходимые топи! Только необычное решение может спасти их. Отчаяние придает смелости, и воины согласились на безумный шаг.
Кострюк приказал:
— Абдуллай, я назначаю тебя начальником тумена Казибека! Ты спешишь своих батыров, и пусть они ползком подберутся к урусским рогаткам. Их надо поломать!
Вновь назначенный туменбаши лишь хмуро кивнул в ответ.
— Тенгиз! Ты возьми остатки тумена Ковергюя и прикрой воинов Абдуллая стрелами!
И этот, так же молча, склонил голову.
— Батман-бей, ты бери оставшихся батыров Бегича и прикрой нас слева. Сдерживай урус-ских конников, не давай им высунуть носа из-за деревьев...
«О-о, если бы подоспел на подмогу Кудеяр-бей, — мрачно размышлял Кострюк. — Тогда я разметал бы урусов по оврагам и лесам. Нет, я не совершил бы ошибок Бегича. Тот всего боялся, а надо быть твердым! О Аллах, помоги мне сокрушить коназа Митьку и встать сапогом на горло Уруссии... А пока держаться буду до последнего воина. Кудеяр-бей рядом уже: утром гонец от него был».
В это время со стороны русской пешей рати показались три всадника. У среднего на конце поднятого копья колыхался белый значок.
— Ой-я, туменбаши! Посол коназа Митьки к нам едет,— доложил кто-то из свиты темника.
Тот присмотрелся, помолчал, распорядился ворчливо:
— Хорошо, пропустите его!
Увидев русских парламентеров, к Кострюку вернулись Абдуллай и Тенгиз. Мурза покосился на них отнюдь не ласково, но промолчал. Отметил про себя, что Батман-бея нет с ними.
Спешенные татары вновь сели на коней.
Глава девятнадцатая
Слава реки Вожи
Урус с копьем в руке с виду был похож на татарина. Он и заговорил первым по-кипчакски:
— Я посол Великого Князя Московского и Владимирского, боярин Семен Мелик.
— Слушаю тебя, — проворчал Кострюк недоброжелательно, в то время как почти вся его свита смотрела на руссов с какой-то затаенной надеждой.
— Великий Князь Димитрий Иоаннович, — твердо продолжил посол, — предлагает тебе сложить оружие и сдаться на его милость!
— Как может мне предлагать что-то мой собственный данник? — презрительно пожал плечами мурза. — Лучше пусть коназ Митька падет к ногам моего коня, поцелует прах у его ног и поставит передо мной безоружными всех урусских лапотников... Тогда, может быть, я прощу его непослушание. Иначе батыры мои в огне вас сожгут или на деревьях развесят на корм воронам.
Кострюк произнес, наверное, самую длинную речь в своей жизни, и татарские военачальники, окружавшие его, решили, что далеко не самую умную.
Семен Мелик, уловив настроение беев, пожал плечами и ответил просто:
— Тогда вы все до единого убиты будете. — И добавил усмешливо: — Нам тоже землю унавоживать надобно, чтоб будущим летом собрать урожай поболее нынешнего. Вы ж вытоптали и спалили поля наши житные... Ну что ж, добро! Я передам твои слова грозному воителю Димитрию Иоанновичу — Великому Князю Московскому и Владимирскому!
— Передай, — отвернулся Кострюк. Руссы уже поворотили коней, когда за спиной у них громко звякнуло что-то.
Семен Мелик и его товарищи обернулись мгновенно и вырвали из ножен мечи. Любопытное зрелище открылось перед ними: с пятнистого высокого коня валился Кострюк, закрыв лицо ладонями. Сквозь скрюченные пальцы густо сочилась кровь!
Одновременно посол увидел высокого смуглого всадника с обнаженной саблей в руке.
Семен и понять-то ничего не успел, как прямо у него на глазах среди знатных татар случилась скоротечная рубка. Еще несколько тел свалились наземь. И все так же скоро утихомирились.
— Эй, урус-килича, подожди! — подъехал к парламентерам тот самый смуглый всадник. — Я туменбаши Абдуллай. А это мои друзья. — Он махнул рукой назад. — Скажи коназу Ди-митро: мы сдаемся. Но, — он помедлил, — только с тем условием, если он отпустит нас в наши степи!
— Великий Князь Димитрий Иоаннович согласен! — сказал русский посол. — Но... — он тоже помедлил, — только за выкуп.
На протестующие жесты ордынских военачальников Семен Мелик сообщил:
— Выкуп небольшой. Всего лишь по динару за человека и по полдинара за коня. Оружие тут оставьте.
— Пропусти нас к обозу,— попросил Тенгиз. — Там наши динары и дирхемы.
— Теперь они наши, — возразил посол. — Воевода Боброк и рязанский болярин Прошкин побили ваших обозников и захватили все добро. И... оковы железные тоже, — скептически усмехнулся русс.
— Это плохо, — огорчился Абдуллай. — Теперь надо за новым серебром гонцов в Орду слать.
— Шлите.
— Хорошо. Где сложить оружие?
— Тут и кидайте. — Семен Мелик ткнул пальцем под ноги Абдуллая. — А там, — он указал на берег Оки, — вы безоружными встанете.