Былое без дум
Шрифт:
Наступила секундная пауза, после чего моментально успокоившийся Плучек спокойно сказал: "А! Тогда извините!" И прогон спектакля начался, ибо Плучек, живой и экспансивный человек, тут же понял, что Гриша, юный и тогда еще не женатый, не врет и что на святое замахиваться нельзя даже во имя искусства.
Было время, когда Григорий с Аркадием проверяли на мне свои произведения. Помню трагический случай читки впоследствии прошедшей по всем сценам тогдашнего СССР пьесы "Свадьба на всю Европу". Они оба очень волновались. Читка происходила в махонькой аркановской квартире в цоколе дома на Садовой-Самотечной, что с левого плеча нынешнего Театра Образцова. Они волновались и, чтобы размягчить слушателя,
Мы с Гришей и Арканом сочинили огромное количество "капустных" номеров для моей бригады в Доме актера. С Гришей мы писали эпохальные произведения - обозрения к красным вехам Театра сатиры и страны в целом. "Концерт для театра с оркестром" к пятидесятилетию создания Союза Советских Социалистических Республик, а обозрение "Нам 50" к пятидесятиле-тию собственного Театра сатиры. Гриша не хотел, упирался, стеснялся, просил пардону, но моя железная рука приковывала его к письменному столу для создания очередного юбилейного шедевра.
Кстати, наш с А.Мироновым режиссерский дебют состоялся на пьесе Г.Горина и А.Арканова "Маленькие комедии большого дома", спектакля, при создании которого мы все очень дружили, очень волновались, очень радовались и очень сегодня тепло о нем вспоминаем. Сегодняшний Гриша очень помудрел, и ему многие воспоминания кажутся уже скучными и наивными. Он добрый, но стал достаточно жестким и холодным: все-таки врач. А раз врач, то должен понимать, что жизнь одна и в ней мы очень недолго вместе.
Мы вместе рыбачим, вместе курим трубки, вместе любим одних и тех же друзей, вместе прожили тридцать лет - это срок! Когда года три назад Грише заказали в Кинофонде про меня брошюру, он с радостью согласился. Года два было ему не до нее, потом начальство в сто первый раз спросило Гришу: "Ну?" Он сказал, что сядет за это дело на днях... Прошло еще пару месяцев, и мы, стоя с Гришей на берегу Истры с удочками в руках, в очередной раз удивлялись отсутствию клева...
"Да, - вспомнил вдруг Гриша, - меня же мучают с этой книжечкой в Кинофонде. Все равно делать нечего, - сказал мой старейший и близкий друг Горин, - расскажи немного о себе!"
В этом весь Гриша! Я люблю его. Книжки обо мне он не написал, да и не надо. Лучше я напишу о нем.
На букву "п" и у меня и у Ширвиндта в телефонной книжке записана фамилия
ПЛЯТТ
Есть актеры, при одном упоминании имени которых нас озаряет улыбка. Такова сила инерции. Мы привыкли видеть их в комедийных ролях и убеждены в том, что комедия - главная и единственная их стихия. Главная - возможно. Но единственная ли? Во всяком случае, применительно к Ростиславу Яновичу Плятту такое мнение кажется мне несправедливым. Ну а как быть с его драматическими образами? С Крогстадом в "Норе" Г.Ибсена? С чеховскими героями: Рублевым в "Тапере", Дорном в "Чайке", Войницким в "Лешем"? С хирургом Бурминым в "Парне из нашего города", генералом Васиным в "Русских людях" К.Симонова, с разведчиком Левиным во "Втором дыхании" А.Крона, стариком Купером в "Дальше - тишина" В.Дельмар, ученым Дау в фильме "Иду на грозу"?.. Да разве всех перечислишь? Как уместить эти роли в прокрустово ложе амплуа комика? И нужно ли это делать?
Счастье Плятта состояло в том, что с первых дней своей жизни в искусстве он повстречал Юрия Александровича Завадского. Это произошло осенью 1926 года, и с тех пор вплоть до последних дней Завадского они почти никогда не расставались. Каждому человеку нужен учитель. Актеру - особенно. В театральной студии опытные педагоги пестуют, лелеют, воспитывают его, готовят к самостоятельной творческой работе в идеальных условиях. Но затем актеры попадают в обыкновенный театр, где выясняется, что все их навыки никому не нужны. Плятту повезло: всю жизнь у него был один учитель. Потому что сначала он попал в студию на Сретенке, которой руководил Завадский и где вместе с ним делали свои первые шаги В.Марецкая, Н.Мордвинов и другие. Затем студия была превращена в театр, и все они стали его актерами, а Завадский по-прежнему оставался их руководителем.
В 1936 году весь коллектив вместе с Завадским перевели из Москвы в Ростов-на-Дону и слили с труппой местного театра. Это было нешуточное испытание. Но уже через год в центральной прессе появились первые прекрасные отзывы о новом ростовском театре. Они принадлежали критикам, чья репутация не вызывает сомнений, Ю.Юзовскому и Г.Бояджиеву.
Так случилось, что первая, наиболее значительная актерская победа Плятта пришлась как раз на ростовский период. Это не означает, что около пятидесяти ролей, сыгранных прежде, ушли в корзину, как говорят писатели. Ничего подобного. Плятта уже знали и любили и в Москве, и в Ростове как великолепного комедийного актера. Правда, иногда его, как и Завадского, упрекали в излишнем увлечении формой, эстетстве, злоупотреблении эксцентрикой, гротеском.
И вот в Ростове Завадский ставит "Дни нашей жизни" Л.Андреева и поручает тридцатилет-нему Плятту сыграть шестидесятилетнего доктора фон Ранкена, который приходит в дом к вдове своего приятеля, чтобы за деньги купить любовь ее дочери. Плятт очень подробно и образно рассказывает о том, как именно Завадский помог ему сыграть эту роль. Из слов артиста мы узнаем, каким образом режиссер разбудил фантазию актера. Это само по себе достаточно интересно. Не менее важно, однако, что, поручая своему ученику роль фон Ранкена, учитель, вероятно, ставил перед ним и перед самим собою совершенно определенную педагогическую задачу.
В сущности, Завадский именно так и строил свои отношения с актерами. Он старался угадать возможности каждого даже тогда, когда замыслы его не находили горячей поддержки. Иногда это относилось не только к отдельной актерской работе, но и к спектаклю в целом. Так, скажем, было с последней постановкой пьесы Вл.Билль-Белоцерковского "Шторм". Хорошо помню, как все без исключения актеры до самого дня премьеры сохраняли ироничное отношение к этой затее Ю.А., как звали в театре Юрия Александровича. Но вот 6 ноября 1967 года пришли первые зрители, на сцене - вся труппа, появился Завадский, и зал устроил овацию.
Каждая сцена принималась с нарастающим успехом, атмосфера в зале накалялась, будто игралась острая, современная драма. В финале - настоящий триумф. Все выходят на поклон, растерянны, никто еще не понимает, что произошло. Кроме Завадского. Он сияет как ребенок.
– Юрий Александрович, поздравляю! Прошу прощения за мой скепсис, вы снова выиграли, - тут же сказал Плятт.
– А я снова проиграл.
Какое, наверное, это великое счастье - чувствовать, что ты на всю жизнь остаешься учителем для своих учеников! Что они по-прежнему нуждаются в твоем совете, одобрении, поддержке даже тогда, когда сами уже стали признанными и знаменитыми мастерами. Плятт - один из них, самых талантливых и самых знаменитых учеников Завадского. А с уходом из жизни Ю.А. и Марецкой на Плятта как бы сама собой легла дополнительная моральная ответствен-ность за нравственный климат в коллективе. До последней своей минуты, уже будучи тяжело больным, он оставался не только первым артистом труппы, но Совестью театра.