Былое — это сон
Шрифт:
У одного моего друга был такой случай с братом. Другу было примерно лет сорок, он жил в Штатах с восемнадцати. А на Аляске жил его старший брат, о котором у него сохранились лишь смутные воспоминания. Старший приехал в Америку задолго до младшего, и братья никогда не встречались в новой стране. Однажды летом младший отправился на Аляску, чтобы познакомиться с братом, жившим в Номе.
— Я твой брат, — сказал он.
Старший поднял голову от бумаг и спросил:
— Что?
И снова стал заниматься своим делом.
Младший постоял, глядя на него, потом сказал:
— Ну вот я и увидел тебя.
— Да, увидел.
— Всего хорошего.
— И тебе тоже.
Гость
Зазвонил телефон, это был Карл. Он внизу, в холле, я попросил его подняться наверх. Когда он смущенно сёл на стул, я подумал о матери. Мы избежали рукопожатия.
Одна мать, одна подруга, мы никогда не пожмем друг другу руки.
Говорил в основном я. Карл был подавлен и встревожен. Я вспоминал дом, родителей, но Карла интересовали более поздние события… впрочем, и меня тоже. Наконец я сдался и спросил:
— У тебя нет никаких соображений, кто мог убить Антона Странда?
Он с болью посмотрел на верхнюю пуговицу моего пиджака.
— Ты тоже считаешь меня убийцей? Мне ничего не известно, кроме того, что это был мужчина.
— А револьвер?
— В жизни не покупал никаких револьверов. Первое, что я сделал в сочельник, — навестил того проклятого старьевщика. Мы разругались, и он позвал полицию. Первый раз был у него в лавчонке.
Я спросил, не знает ли он кого-нибудь, имевшего зуб против Антона Странда.
— Ну, не настолько, чтобы убивать. Нет, ничего не понимаю. И теперь… вся эта история с тобой…
Последние слова прозвучали еле слышно, словно увяли. Больше между нами о Йенни не было сказано ни слова. Я попытался выведать у него что-нибудь о том вечере в Йорстаде. Но ему больше нечего было сказать, и он вскоре ушел.
Я взял карту и стал изучать движение пароходов. Придется плыть через Италию или Португалию. Хотелось ли мне уезжать?
Глаза мои скользнули по карте, я задумался о мировой войне (в апреле это слово было запрещено). Писали о нескольких затопленных пароходах. Когда затонул первый английский пароход, — если память мне не изменяет, он назывался «Афины», — немцы сложили с себя всякую ответственность: это не они. Помню, летним воскресным вечером на Карл-Юхансгатен сердитый голос произнес у меня над ухом: «Чудеса, да и только! Уже двенадцать часов, как Англия объявила войну, а все еще ничего не случилось. Не будет никакой войны!»
С тех пор прошло четыре месяца, а великие державы все еще мирно нежатся за морями и крепостями. Польшу раздавили, несколько пароходов затонуло, война все еще была чем-то непонятным. Никто не знал, что и думать.
Сусанна и Гюннер занимали второй этаж старого деревянного дома. У них было три больших комнаты и одна маленькая. Ковров на полу не было, но все стены были уставлены книгами. Мебель была случайная и только самая необходимая. Дверь в комнату Гюннера запиралась. Дом несколько усовершенствовали, в квартире устроили большую ванную комнату.
По-моему, я никогда не видел другого жилища, которое бы в такой степени выражало идею дома.
— Не выношу эти современные дома, они как колонки в газетах, — сказал Гюннер. — Все, что случается в таком доме, умирает. А старый
Сусанна с ним не соглашалась. Вообще-то трудно понять, бывает ли у нее свое определенное мнение. Думаю, что нет. Она соглашалась с тем, кого любила, и ревностно разделяла его взгляды, пока не переставала любить. Что же касается жилища, она требовала много света, воздуха, светлых тонов и больших окон. Она не понимала желания Гюннера задернуть занавеску, когда зажигали свет, ее раздражала его слабость к приглушенным тонам и изоляции.
Эта разница характеризует каждого из них. Сусанна возмущенно рассказывала, что им было плохо друг с другом, когда они жили в современной квартире. Гюннер ходил как в воду опущенный.
Помню, он сказал в первый вечер, когда я пришел к ним в гости (я бывал там и раньше, но он-то об этом не знал):
— Мне кажется, близнецы раньше были обычным явлением, об этом свидетельствует и грудь женщины; еще и в наши дни человек несет духовный след своего близнеца. Что может быть пошлее человека без двойника? Такой не может устроить очную ставку с самим собой и не слышит собственного отчаянного вопля.
Если проанализировать эти слова, в них, возможно, и не отыщется глубокого смысла, но определенно был какой-то подтекст. Так же как и в его стихах. Вот одно стихотворение, которое он прочел тогда вслух, мне удалось потом его раздобыть:
Стоит вулкан в стране с четырьмя реками, Лава кипит, но вулкан дремлет. Олень и гиена спускаются к водопою, Следы носорога полны лунной тени. Я не знаю, что это значит, подруга, Я не знаю страны с четырьмя реками, Где ты, подруга, Неужто ты никогда не вернешься? Странные слова просыпаются, шепчутся, Миссисипи, Амазонка, Миссури, Святые города Азии. Я лежу с открытыми глазами, подруга, Неужто ты никогда не вернешься?Я перечитываю это стихотворение и понимаю, что в конструктивистском доме его автор не мог не чувствовать себя бездомным.
Я спросил у Гюннера, как он стал поэтом. Он улыбнулся и поправил меня:
— Не стал, а есть. Я поэт, потому что хочу понять, почему человек ведет себя иррационально. Вот и все, и мне всегда хотелось это понять. Но если тебе интересно, что именно надо делать, чтобы научиться писать, вот рецепт: читай все плохие книги, какие попадутся тебе под руку, читай для назидания, устрашения и предупреждения. Меня многому научили не большие писатели, а маленькие. Я нахожусь в неоплатном долгу перед Эллинор Глинн и Стейном Балстадом. Кроме того, писатель должен знать много языков. Не зная других языков, редко удается овладеть в совершенстве и своим родным языком. Они помогают лучше почувствовать возможности и эластичность родного, помогают повернуть предложение так, чтобы слова в нем зазвучали по-новому. Надо владеть чужим языком, чтобы увидеть со стороны родной, и чем больше языков ты знаешь, тем лучше. Очень полезно немного знать и латынь, она как ничто другое учит языковым конструкциям и мешает писать на немецкий лад. Советую каждому, кто считает себя писателем, засесть за изучение иностранных языков.