Быстрый взлет. Королевские ВВС против люфтваффе
Шрифт:
Получив молчаливое согласие Эмбри, я спросил его, могу ли предпринять попытку на следующий день, 28 февраля 1944 г. Я показал ему маршрут в район Орлеан – Бурж – Шатоден, в центральной части Франции, где находилось множество аэродромов бомбардировщиков. К моей радости, он согласился, если будет необходимая облачность. Я вернулся в свой кабинет, где Стикс и Джеко ожидали результата встречи, и сказал им, что все в порядке.
Я решил, что сопровождать меня будет Джеко. Я хотел доказать ему, что такие вылеты действительно эффективны, зная, что он все еще в этом сомневается. Мы проконсультировались с офицерами разведки в штабе группы и разработали детальный маршрут. Мы планировали облетать большие города и аэродромы на расстоянии по крайней мере 8 километров. Во-первых, они имели сильную ПВО, во-вторых, если бы мы пролетели над нами, была бы поднята тревога. Побережье Франции было заполнено множеством немецких частей. Они были способны сбить низколетящий самолет, как винтовочным и пулеметным огнем, так и огнем зенитных
Ранним утром метеоролог обещал нам нужную для полета облачность. Мы решили стартовать из Лэшема. Любезный командир авиастанции подготовил «мосси», который ожидал нас до краев заправленный топливом, включая подвесные баки, которые можно было сбросить. Если все пойдет хорошо, полет продлится три с половиной часа, но мы имели достаточно топлива, чтобы находиться в воздухе почти шесть часов.
Было холодное утро, и оба двигателя должны были поработать, чтобы масло и охлаждающая жидкость стали циркулировать должным образом. Затем мы вырулили на старт, на полной скорости пронеслись по взлетной полосе Лэшема. «Москито» стремительно набирал скорость. Мы летели над сельской местностью Сассекса. К сожалению, этот первый вылет не принес успеха. Погода была хуже, чем ожидалось, и видимость в районе Орлеана – очень плохой. Наша навигация также оказалась ошибочной, и в течение некоторого времени мы не знали, где находимся. В конечном счете мы смогли опознать город Тур, на берегу Луары, который был вдали от запланированного нами курса. Было очевидно, что у Джеко проблемы с навигацией, и я понял, что разумнее всего прервать полет. Так что мы развернулись и отправились домой. На обратном пути около Ле-Мана обстреляли бензовоз. Это было воскресенье. Много французских мирных жителей, вышедших на дневную прогулку, стали свидетелями этой атаки. Большинство их предусмотрительно следило за процессом из канав по обеим сторонам дороги, когда мы, со сверкавшими пушками, скользили над их головами. Оставшаяся часть полета прошла безрезультатно. Позже Джеко сказал мне, что он предпочитает выполнять ночные вылеты, в которых чувствует себя более квалифицированным. Я полностью разделял его позицию, но мне было жаль, что так и не смог доказать ему ценность дневных вылетов.
Неделю спустя я спросил Стикса, что он думает о попытке совершить очередной вылет. Он все еще очень хотел этого. Я отправился к командиру авиагруппы за разрешением, хотя после нашей первой неудачной попытки опасался, что он может счесть такие полеты пустой тратой времени. Когда я объяснил, почему мой вылет с Джеко оказался безрезультатным, Эмбри понял меня, но запретил рисковать по-глупому. Из полученных недавно разведкой данных следовало, что немцы перебросили свои новейшие тяжелые бомбардировщики «Хейнкель-177» на аэродромы в районе Орлеана, как раз в тот район, в который мы уже собирались лететь. Эти самолеты были четырехмоторными монстрами, по два двигателя на каждом их крыле стояли тандемом, что придавало им внешний вид двухмоторного самолета. Мы предполагали, что они могли прибыть туда для того, чтобы подготовиться к налетам на Англию, потому их атака заслуживала внимания.
Погода на следующий день, казалось, должна была быть идеальной для нашего вылета, так что мы приняли меры, чтобы в Лэшеме нас снова ждал подготовленный «мосси». Мы во второй раз отправились в глубь территории Франции. Стикс сидел около меня в тесной кабине, расстелив карты у себя на коленях. Иногда он немного корректировал мой курс. В тот день была сплошная облачность с нижней кромкой на 460 м, после приблизительно 35 минут полета мы смогли увидеть линию французского побережья. Стикс определил точку, в которой нам предстоит пересечь берег, и, когда до нее осталось около 6,5 км, я резко направил «мосси» вверх, в облака, и выровнял его на 900 м. Мы летели на этой высоте приблизительно 5 минут, а затем круто спикировали к земле. Теперь мы были внутри вражеской цитадели, направляясь к Орлеану и надеясь, что не встревожили немцев своим появлением.
Было что-то возбуждающее в том, чтобы скользить прямо над французскими полями и деревьями, но мы должны были все время быть начеку, чтобы не только не пропустить вражеские самолеты, но также и для того, чтобы не врезаться в линию электропередачи или дерево. От такого полета мы оба скоро полностью взмокли. Периодически мы изменяли курс на 20 или 30 градусов, чтобы, так или иначе, запутать любых немецких наблюдателей относительно направления нашего полета.
Стикс осуществлял навигацию уверенно. Скоро мы пересекли Сену западнее Руана, и, если бы не случайный французский крестьянин или немецкий солдат, который, вероятно, принял нас за развлекавшихся пилотов люфтваффе, мы бы никого не видели. Вдали появились шпили собора в Шартре. Я накренил самолет вправо, и правое крыло едва не зацепило землю, когда мы обходили город. Он, вероятно, был полон немецких солдат и прикрыт зенитными батареями. Мы летели над долиной Луары с ее красивыми замками, около Орлеана, но, тем не менее, не видели никаких признаков самолетов. Я начал чувствовать разочарование,
Я уже почти сделал вывод, что вылет снова оказался пустой тратой времени, когда Стикс произнес:
– Что это?
Вдали за своей правой плоскостью я смог разглядеть взлетно-посадочную полосу аэродрома. Взлетавший самолет, едва видимый, как черная капля, поднимал винтами пыль. Эта пыль и привлекла внимание Стикса. В течение секунды или около того мы наблюдали, по-прежнему держа «мосси» у земли. Возможно, немцы в конце концов обнаружили нас, и вражеский истребитель взлетал нам наперехват. Я прибавил скорости, чтобы мы могли быстро скрыться в облаках, если наши подозрения окажутся верными, поскольку наш «мосси» не мог соперничать с несколькими «Мессершмитами-109» или «Фокке-Вульфами-190». Теперь мы могли видеть, что черная капля – лишь один самолет, и при этом очень большой. С криком триумфа, которым я почти оглушил Стикса, я бросил наш «мосси» в крутой вираж и направился к Шатодену.
Приблизительно в 1,5 км от периметра аэродрома мы пролетели над позициями немецкой зенитной артиллерии и с изумлением увидели, что вражеские артиллеристы машут нам, думая, что мы один из их самолетов. Чтобы порадовать их, мы помахали в ответ! Неожиданность была полной. Теперь мы быстро сближались с целью, в которой опознали один из больших «Хейнкелей-177». Он выполнял вираж над аэродромом на высоте 300 м. Мы оставались у земли до последней минуты. Приближались к нашей цели спереди и немного сбоку. На дистанции около 800 м я начал плавный разворот с набором высоты, чтобы массивный фюзеляж бомбардировщика был прямо перед нами. Я вышел в позицию для открытия огня. В последний момент противник понял, что мы враждебны, и попытался отвернуть, но было поздно. Я немного уменьшил радиус своего разворота, чтобы перекрестье моего электрического прицела с учетом необходимого упреждения находилось перед бомбардировщиком, и нажал на кнопку огня. Поток 20-мм снарядов и 7,7-мм пуль лился из носовой части «мосси», когда я продолжал уменьшать радиус разворота так, чтобы держать свой прицел на быстро приближавшейся цели. Я начал стрелять приблизительно с 360 м, и теперь с дистанции 90 м «Хейнкель-177» казался огромным, словно дом, поток огня и дыма появился внизу носовой части самолета. Он встал на дыбы, словно раненый зверь, и, перевернувшись через крыло на спину, вертикально упал на землю. Раздавшийся взрыв был подобен взрыву нефтяной цистерны, – огромный шар красного пламени и клубы плотного масляного дыма.
«Мой бог», – единственное, что я смог произнести. Все произошло настолько быстро, что ни у кого из несчастного экипажа не было возможности выпрыгнуть на парашюте. Времени для жалости не было. Мы сделали свою работу и теперь должны были уйти. Спикировав к земле на скорости 480 км/ч, мы с торжеством понеслись домой. Пролетая над полями в нескольких километрах от Шатодена, мы заметили юношу и девушку, которые, выбежав из дома, отчаянно махали нам. Они, вероятно, видели бой и, конечно, могли наблюдать похоронный столб дыма, так что наша победа порадовала сердца двух жителей порабощенной Франции.
Через три с половиной часа после взлета мы приземлились в Лэшеме. Спустя несколько часов Стикс и я пили пиво в баре в Мангевэлле, пересказывая обстоятельства нашей победы другим членам штаба. Пленка моей кинокамеры, синхронизированной с пушками, была уже обработана. Эмбри попросил показать ее, и мы всей толпой двинулись в одну из комнат совещаний, где подтверждение нашей победы было продемонстрировано на экране. Теперь я чувствовал, что доказал ценность дневных полетов и боссу и группе в целом, и ожидал в будущем большее число вылетов. Дневной полет сильно отличался от ночного боя, но я нашел, что дневная победа приносит не меньше удовлетворения и возбуждения.
Неделю спустя, 12 марта, Стикс и я снова поднялись в воздух. На сей раз мы намеревались пролететь гораздо дальше, вплоть до Тулузы. Но уже в самом начале столкнулись с проблемой. Когда пикировал к земле после пересечения французского побережья около Байе, [124] мне показалось, что я увидел вспышку и услышал слабый свист. Я спросил об этом Стикса, но он ничего не видел и не слышал. Все, казалось, было в порядке, и я сразу забыл об этом. Но уже вскоре я заметил, что температура масла в правом двигателе начала опасно подниматься. Пока я наблюдал, стрелка достигла опасной черты. Была какая-то серьезная неисправность, и я сказал Стиксу, чтобы он быстро рассчитал наш курс домой. Тем временем я развернул наш самолет в общем направлении на Англию. Я выключил неисправный двигатель и продолжил полет на одном. Наш «мосси» весьма хорошо летел и на одном двигателе. Спустя 45 минут мы снова были на земле в Лэшеме. Мы обнаружили, что маслопровод разбит пулей и темная жидкость вытекала из него. Очевидно, какой-то немецкий снайпер выстрелил в нас. Не знаю, почему двигатель не загорелся, хотя много масла вылилось на горячий радиатор и выхлопные патрубки. Удача снова была с нами!
124
Байе — город на побережье Нормандии, в 27 км северо-западнее Кана.