Быть Руси под княгиней-христианкой
Шрифт:
— Держись, князь, на ногах, не вались на бок, — сказал страж, поддерживая Цагола. — И не смотри на лавку, рассиживаться нет времени. Не можешь шагать, семени ногами. И почаще, почаще.
Подталкиваемые стражами, Латип и Цагол выбрались из подвала и оказались в каменном сарае, в полу которого находился люк в подвал. В сарае к прежним стражам присоединились трое новых. В их сопровождении Латип и Цагол пересекли широкий пустынный двор и попали в большой двухэтажный дом.
— Теперь можете насидеться вволю, — сказал старший из стражей, вводя Латипа
Воевода и князь уселись в лёгкие, плетённые из прутьев кресла, однако их отдых был недолог. В комнатку быстро вошёл человек в кольчуге поверх халата и с саблей на поясе, что-то прошептал на ухо старшему из стражей, и так же спешно покинул комнатку. По команде начальника двое стражей встали с копьями у окна, один занял место у двери, а двое бесцеремонно завязали Латипу и Цаголу рты тряпками.
— Сидите и слушайте, — сказал им старший из стражи. — Тому из вас, кто родился под счастливой звездой, уже сегодня может представиться возможность спать дома в кровати, а не в бочке. Если, конечно, он так привык к бочке, что не захочет с ней расстаться и возьмёт с собой, — съязвил он.
Латип услышал, как за стеной, по-видимому, в соседней комнате, громко хлопнула дверь, отчётливо прозвучали тяжёлые шаги, и раздался незнакомый мужской голос:
— Тысяцкий, ты задержался, наша встреча была назначена раньше. Ты не думал, что мог не застать в доме никого?
— Я не тысяцкий, а воевода, — ответил другой голос, который Латип тут же узнал, — это был голос тысяцкого Ахмата. — Потом, у меня были более важные дела, чем интересоваться судьбой старого бабника, которого за ноги утащили из постели наложницы.
— Для тебя есть дела важнее, чем жизнь или смерть твоего начальника? — удивлённо спросил незнакомый голос. — Разве вы не друзья и не соратники по походу с русами?
— Друзья? Ха-ха-ха! Что общего между мной и этим старым плешивым козлом? Только одно — нам обоим нравится одна и та же женщина. Но она выбрала из нас меня, и Латип не может этого простить ни ей, ни мне. Его гложет зависть, и он готов на всё, чтобы очернить меня в глазах князя и удалить из его дворца. Мы друзья лишь на словах, а на самом деле готовы перегрызть один другому глотки. Но что ты хотел сообщить мне о Латипе?
— Он в моих руках, но я готов возвратить ему свободу, если получу от тебя десять тысяч золотых диргемов.
За стеной раздался хохот Ахмата.
— Что? Десять тысяч золотых диргемов? Ты шутишь, незнакомец! Старый дурак не стоит и тысячной части этой кучи золота.
— Воевода — лучший друг твоего князя, и тот возвратит тебе истраченные на выкуп Латипа деньги. Я уверен в этом.
— Возможно, и уплатит. Но если Латип — друг князя, то недруг мне, и я не собираюсь оказывать ему услуги. Ты захватил его в плен и делай с ним, что пожелаешь: заставь собирать с женщинами навоз для топлива, таскать воду для полива сада, а если он ни на что не способен, продай его в рабство сарацинам или персам.
— Воевода слишком стар, чтобы работать или быть проданным в рабство. Если ты его не выкупишь, я не стану тратить на него хлеб и велю отрубить голову.
— Неплохая мысль, незнакомец! Если ты сделаешь это, прикажи выбросить голову старого дурака в яму для нечистот на главном городском базаре — я приду плюнуть в неё.
— Это твоё последнее слово, воевода?
— Да. Ты напрасно отнял у меня время, незнакомец. О Латипе уже все позабыли и незачем говорить о нём, тем более возвращать его самого к нормальной жизни. Поступай с ним, как знаешь, а меня больше не тревожь по подобным пустякам. Прощай.
— Прощай, воевода.
За стеной раздались шаги, хлопнула дверь.
Латип уставился ненавидящим взглядом на стражей у двери комнатушки — не будь их, он бросился бы сейчас в дверь, настиг Ахмата и разделался с ним даже со связанными руками. Негодяй, подписав Латипу смертный приговор, он отнял у него единственную реальную надежду на спасение. Но нет, Аллах не допустит гибели Латипа! Он поможет ему обрести свободу, и тогда воевода сполна отомстит Ахмату за только что испытанное перед князем Цаголом унижение и за полнейшее пренебрежение к судьбе Латипа. О, только бы Аллах услышал мольбы воеводы и помог ему оказаться на воле!
В соседней комнате вновь открылась дверь, прогрохотали чьи-то сапоги и раздался голос незнакомца, минуту назад разговаривавшего с Ахматом:
— Воевода, ты прибыл вовремя. Твоей точности можно позавидовать.
— Я никогда и никуда не опаздываю. Правда, когда я увидел твоего посланца, то сразу догадался, что имею дело с разбойниками. И был весьма удивлён, что у их главаря имеется ко мне важное дело. Но поскольку у меня было немного свободного времени, я решил принять твоё предложение и встретиться с глазу на глаз. Итак, о каком важном деле ты хотел говорить со мной?
Латип затаил дыхание: уже после первых слов он узнал собеседника незнакомца из соседней комнаты — голос принадлежал воеводе князя Цагола Салтану. По всей видимости, его разбойники пригласили с той же целью, что и самозваного Ахмата. Неужели князь Цагол получит свободу, а он, Латип, останется сидеть в винной бочке в ожидании смерти? Однако он слышал, что у князя плохие отношения с младшим братом, мечтающим править вместо него, и воевода Салтан держит сторону именно младшего брата, соперника Цагола. Это вселяет определённые надежды, что Латипу не придётся лишиться соседства князя в подвале.
— Я слышал, что несколько дней назад неизвестно куда пропал твой князь Цагол. Это правда?
— Да. Старый пьяница отправился на очередную попойку и не возвратился с неё. Зная его вздорный характер и буйство во хмелю, предполагаю, что он ввязался в какую-то драку и получил по заслугам. Мир праху его, хотя он был на редкость скверным человечишком.
— А если я обрадую тебя, воевода, вестью о том, что князь Цагол жив и в твоих силах сделать так, что он снова станет князем Алании и твоим повелителем?