Быть рядом
Шрифт:
Мой сегодняшний визави — молодой рок-музыкант, Владимир Лис. Вроде бы талантливый. Коллеги несколько раз бывали на его концертах (именно на его — аккомпанирующий состав был из сессионных музыкантов, которые профессионально играли, что им скажут) и все до единого остались под большим впечатлением — шоу парень устраивал знатные. Да и пел хорошо.
И всё бы ничего, но вчера редактор приказал взять у этого Лиса интервью. Чего ради? Парень, может быть, и хорош, но ещё недостаточно известен, чтобы помещать его в раздел «Молодые да ранние». Группы и исполнители обычно попадали туда через год-два усиленной
Лифт остановился.
Я вышел, спрятал шапку, перчатки и шарф в рюкзак и позвонил.
Дверь открылась почти сразу.
— Заходите, — сказала хозяйка, молодая женщина с бездонными глазами и длинной, какой-то… ммм…старомодной, косой.
Я зашёл.
— Куртку можете повесить здесь, а обувь — вот сюда, — щебетала она.
Я повесил одежду и разулся. И не переставал любоваться женщиной — она была какой-то уютной, домашней. И очень красивой.
Впечатление портил лишь гипс, наложенный на безымянный палец и мизинец левой руки. Женщина держала её за спиной, и я не сразу заметил. А когда заметил, получилось очень неудобно — она перехватила сочувственный взгляд. Я смутился и поспешил отвести глаза.
— Не волнуйтесь, — жемчужно рассмеялась девушка, — это пустяки. Я вчера неудачно поскользнулась.
Я не нашёлся, что ответить и, кашлянув, спросил:
— А Владимир?
— Он в студии, — ласково улыбнулась она, — пишет что-то. Пойдёмте, я вас провожу.
Она пошла вперёд, я следом. Шли мы не долго — много ли нагуляешься в трёхкомнатной квартире? Я поймал себя не странном поведении — я шёл и восхищался походкой девушки. Ладно бы — на зад пялился или, там, на ноги. Так ведь нет — именно восхищался, тем, как она идёт. Будто порхает.
Влюбляюсь, что ли? А и хорошо бы. В такую — грех не влюбиться.
Увы, всё хорошее имеет гадкое свойство заканчиваться. Мы подошли к закрытой двери, и девушка постучала.
— Володя не любит, когда кто-то входит неожиданно, — пояснила она слегка виновато и, когда никто не ответил, постучала снова.
На это раз из-за двери донеслось: «Можно!».
Мы вошли.
Владимир Лис оказался молодым парнем лет двадцати двух, двадцати трёх. Высокий, худой — обычный юноша. Ни за что не скажешь, что гений. А поди ж ты — уже в «Молодых да ранних» нашего журнала. И ни одного ругательного отзыва журналистов. Сплошь восторги. Чудны дела твои, Господи.
Я представился. Лис поднялся, отставил в сторону гитару и пересел за невысокий столик, и жестом предложил мне сесть напротив.
Не поздоровавшись. Не протянув для рукопожатия руку.
Если бы не редактор, кровь из носу требовавший это интервью, я бы тут же развернулся и ушёл. Не люблю, когда такие вот молодые, мало кому известные, звёздочки раздуваются от чувства собственной важности и выпендриваются почём зря.
Но я стерпел. Присел, достал диктофон, вопросы.
— Маш, — обронил Лис, — сделай-ка нам кофе.
Я внутренне скривился. Как по-барски, словно она ему прислуживает. Может, всё-таки уйти? Нельзя интервью делать без уважения и интереса к собеседнику.
Но Маша — как ей подходило это имя, просто удивительно! — только улыбнулась Лису нежно, поинтересовалась моими вкусами и вышла.
Мы начали. Всё стандартно — сначала немного о себе, чтобы было из чего делать подводку, потом обычные вопросы про творческий путь, вдохновение, кого из мэтров считает своими учителями.
Владимир отвечал многословно, с обильными лирическими отступлениями. Временами брал гитару, показывал кусочки своих песен. Надо сказать, очень интересных песен. Эдакая помесь раннего Гребенщикова и позднего Леонидова, сдобренная истеричностью Ромы Зверя, помноженной на отвязность Хендрикса. Действительно, что-то было в его музыке, что-то необычное. Я бы сказал — не от мира сего. Может, зря я на парня окрысился? Просто натура у него сильно творческая, эгоцентричная, вот Лис и ведёт себя так.
Маша принесла кофе. Владимир поблагодарил, но опять вышло по-барски, словно официантке сказал. Я внутренне скривился, но продолжил интервью.
Свой неожиданный взлёт Лис прокомментировал коротко: «Фишка попёрла» и больше ничего не стал говорить на эту тему, как я не допытывался.
Правда, музыкант обмолвился, что раньше «до Маши» писал совсем другие песни, но «она стала моей музой».
В этом месте я едва не наехал, мол, что же тогда ты себя с ней так ведёшь?. Но сдержался. Всё-таки чужая семья — потёмки не меньше, чем чужая душа. Может, это он при посторонних стесняется проявлять тёплые чувства? Молодой ещё, не знает, как себя с любимой женщиной при мне держать. Короче, хоть и не сильно хочется, но понять можно.
Через полчаса мы закончили.
— Давайте договоримся так, — сказал я, собирая свои вещи, — я в расшифрую запись диктофона, приведу всё в божеский вид, потом, максимум через неделю, отправлю вам — на утверждение. А потом уже в печать. Договорились?
— Да, — сказал Владимир и взял гитару, — дорогу сами найдёте?
Начиная привыкать к его беспардонности, я только вздохнул, попрощался и вышел из студии.
В коридоре Маша протирала многочисленные фотографии Владимира в рамочках, висевшие по стенам. Из-за двери зазвучала музыка.
— Закончили? — солнечно улыбнулась женщина.
— Да.
— Может быть, пообедаете? — легко и совершенно искренне предложила она.
Мне очень захотелось остаться. Но это было неправильно, и я отказался. В качестве компенсации я оставил Маше свою визитку, в тайне надеясь, что у неё когда-нибудь найдётся ко мне какое-нибудь, пусть даже самое пустяковое, дело.
Я ещё немного потоптался в дверях, потом, сообразив, что выгляжу как подросток, который никак не может расстаться с девушкой, попрощался.
Дома я зашёл в свой живой журнал и написал: «Сегодня видел самую красивую женщину мира. Через что — счастлив исключительно».
И закрыл запись ото всех, включая друзей.
Несмотря на обещание сделать всё за неделю, я изготовил интервью за три дня. Стимул был сильнейший — я хотел опять увидеть Машу. А как это сделать без повода, я не придумал.
Я отправил получившийся текст Владимиру по электронной почте и почти тут же позвонил ему на домашний.
Трубку сняла Маша.