Быть с тобой, думать о тебе
Шрифт:
А я задумался, не меня ли она подразумевает под этими небольшими радостями.
— Когда говоришь, что твоя жизнь — сплошная ошибка, что ты имеешь в виду? — спросил я.
— Не знаю точно, в чем именно я ошиблась. Понимаю только, что должна делать больше и меньше опасаться. Но, боюсь, все равно была бы недовольна.
Что-то явно не давало ей покоя, даже горячая ванна не помогала. Она продолжала:
— И вдобавок проблема отношений. Думаю, я недовольна вне зависимости от того, как поступаю. Это как если бы все время приходилось выбирать
И вот опять эта история про семью. Я не понимал, надо ли воспринимать ее слова как тонкую провокацию в отношении меня или она обрушивает на меня все это только из желания выплеснуть накопившуюся досаду.
Наверное, она почувствовала мое недоумение, потому что спросила уже более мягким тоном:
— А ты что поменял бы в своей жизни?
Мне не понравился ее вопрос, но я постарался ответить как можно спокойнее:
— Еще больше занялся бы своей карьерой.
— Мне кажется, ты и так немало занят ею.
— Я не говорю о работе как таковой. Карьера требует и многого другого: ума, хитрости, проницательности, стратегии. Нужно иметь связи в обществе, бывать на разных ужинах, праздниках, встречах. Все это я терпеть не могу.
Я думал, что обошел острые углы, как вдруг она сказала:
— Знаешь, я не представляю тебя в работе, которой ты занят.
— То есть как это?
— Мне кажется, это не твое.
Я возразил:
— Видишь ли, я ведь хорошо делаю свое дело.
— Не сомневаюсь, более того, видно, что преуспеваешь.
— Так в чем дело? Что ты хочешь сказать?
— По-моему, это не твое призвание, даже если ты и справляешься. — Она явно хотела вовлечь меня в водоворот своего плохого настроения и подыскивала цель для нанесения удара. — Мне кажется, твоя работа — это скорее случайный, чем осознанный выбор. Она позволила тебе жить лучше, чем живет твоя семья, и этого тебе оказалось достаточно. С тем же успехом ты мог бы заниматься чем угодно.
Она сделала превосходный анализ, но я испытал сильную досаду. Мне пришлось защищаться, и я коротко бросил:
— Мне нравится моя работа.
У меня впервые возникло впечатление, будто Сильвия осуждает меня. Меня обидели не столько ее слова, сколько тот факт, что ей хотелось ранить меня.
За прошедшие месяцы она несколько утратила свою робость, неуверенность и стыдливость, которые я видел в ней поначалу и которые были так привлекательны.
— Ао своей собственной семье ты никогда не задумываешься? — вновь заговорила она. — Ты не устал жить один?
Мне следовало остановить ее.
— А тебе не надоело, вернувшись домой, сознавать, что ни на минуту не можешь остаться одна? Не устала от того, что никогда нет времени для себя?
— Конечно, это иногда удручает. — Она снова перешла в наступление: — Что тебя не устраивает в прочных отношениях?
— Ничего, просто не нравится. Не хочу просыпаться утром и уже мысленно ссориться, готовя кому-то завтрак.
Я понимал, что это нечестно, нельзя признаваться в этом человеку, который был искренен с тобой. Я пытался понять, почему она так себя ведет. Может, прав Лука и она начинает испытывать ко мне глубокие чувства. Она подкалывала меня, но на самом деле требовала большего. Хотела, чтобы я взял на себя ответственность за нас и решился сделать шаг вперед.
Она продолжала в том же духе:
— Понятно, что для тебя отношения — лишняя морока. Но ты ошибаешься.
Я почувствовал, как меня бросило в краску.
«В конце концов, вы все одинаковы», — сказал я себе, не произнося этого вслух. У меня впервые возникло желание показать ей, что я сильнее ее, даже если причиню ей при этом боль.
Я немного помолчал, потом, глядя ей прямо в глаза, произнес:
— Это все слова, но в конечном счете правда заключается совсем в другом. Ты сейчас здесь, со мной, и ты замужем за другим человеком.
Она мгновенно изменилась в лице — я перешел границу.
— Извини, — сказал я секунду спустя. Я произнес это искренне.
Она молча посмотрела на меня, закрыла глаза и попыталась расслабиться. Я сделал то же самое, но мне не удалось. Я перестарался.
Она поставила бокал на край ванны.
— Ты прав, — сказала она равнодушным тоном. Поднялась и выбралась на пол. — Поздно, мне нужно идти. Спасибо за ванну и вино. — Она взяла мой халат и попыталась надеть его, но никак не могла попасть в рукава.
Я тоже вылез из ванны. Я чувствовал себя идиотом, мне не верилось, что я мог так ответить ей.
Она уже оделась и готова была уйти.
— Не уходи так.
— Поздно.
Я понял, единственное, что мне оставалось, это позволить ей уйти. И даже не проводил ее до дверей. Я вытерся полотенцем и оделся. Вынул пробку, и вода быстро убежала в слив. На дне остались клочья белой пены.
Волшебство окончилось.
ЧЕТЫРНАДЦАТЬ
Мы с ней никогда не ссорились. Я даже не мог понять, было ли то, что произошло между нами, ссорой или только некоторой натянутостью, но этого хватило, чтобы наши отношения прервались. Мы не созванивались целую неделю.
Когда нечто подобное случалось в отношениях с моей бывшей, я знал, что делать, как вести себя, достаточно было извиниться должным образом, и, отчитав меня как следует, она говорила:
— Ладно, забыли, я тоже ошиблась.
После этого мы занимались любовью, и все приходило в норму.
С Сильвией не было никакого протокола. Нашим отношениям суждено было рано или поздно завершиться, мы оба понимали это, и, наверное, такой момент настал.
Видимо, появилась какая-то трещина, которую невозможно было заделать. Волшебства не стало, мы возвращались в реальность.