Быть собой
Шрифт:
— Но мы опережаем их, шансы есть.
— Ты и сам в это не веришь.
«Не верю. Но это не повод лезть в неизведанное!» — с горечь подумал Трегоран.
— Друг мой, люди возвращались из Мертвых Земель.
— Не все и не всегда.
— От императора мы не вернемся точно, — резонно заметил актер. — Он сильно разозлился, раз устроил такую облаву.
И это тоже было чистой правдой.
Трегоран до крови прикусил губу. Его друзья хотели лишь добра, они понимали, что выхода нет, и пытались воздействовать на его разум, который в настоящий момент плескался в бульоне
«Но все же, все же… Все же они правы», — думал он. — «В Мертвых землях есть шансы. Южнее — нет».
— Хорошо, — Трегоран вымученно улыбнулся. — Мы попробуем спастись, пройдя через проклятые земли.
На следующий день они поднялись до рассвета и двигались почти восемнадцать часов, смещаясь исключительно на север. Решение было принято и любые сомнения могли лишь помешать. Трегорану было невероятно страшно, однако он упрямо заставлял себя думать о хорошем. Например, о том, что получится проскочить по самой границе Мертвых земель, не познакомившись с прелестями этого проклятого места. Быть может, преследователи попросту испугаются следовать за ними.
Чтобы хоть немного развеяться, он попросил Димароха немного рассказать о Селианской империи, про которую почти ничего не знал. Актер с радостью исполнил его просьбу, и заговорил.
— Итак, друг мой. Первое, что следует понимать в отношении жителей востока, так это то, что они варвары, не верующие в истинных богов. Они поклоняются своему идолу, которого называют Дарителем жизни. Однако не стоит считать их кровожадными дикарями, погрязшими в невежестве и питающимися кровью павших врагов своих. В империи правят двенадцать великих домов, и после смерти императора самый достойный муж одного из этих домов занимает место владыки, отправившегося по дороге вечности. Конечно, это не самая просвещённая форма правления, однако для столь крупного государства, мнится мне, другая и не подойдет.
— Крупного?
— Да. Селианская империя, как поговаривают, раза в два крупнее фарийской. Если бы они не были так слабы на море, то богоравному засранцу, — тут Димарох зло усмехнулся, — стало бы не так весело.
— А что значит — избирают императора? Разве власть не должна переходить от отца к сыну?
— Не в случае селианцев. Жители востока странные. Они считают, что император — всего лишь первый, среди равных. А потому, когда старый правитель умирает, его место занимает другой — избранный заново, но я об этом уже говорил. Как жители моей любимой Атериады выбирают городской совет, так знатные селианские дома определяют императора. Простой же люд в империи низведен до состояния скотов, коими, безусловно, они, как и все жители восточных сатрапий и являются.
Итриада, слушавшая внимательно, неожиданно спросила:
— На что следует обращать внимание?
— Отличный вопрос, — тут же понял ее актер. — В первую очередь следует знать, что у селианцев нет свободных людей. Каждый служит кому-нибудь.
— Все рабы? — удивился Трегоран.
— Нет. Слуги. Это большая разница. Если господин плох, слуга может уйти. Раб — никогда.
— Если не сбежит.
Димарох заглянул в глаза юноше и кивнул.
— Если не сбежит, да.
— Значит
— Конечно. Если повезет, то самого императора.
— Расскажи про их воинов, — попросила Итриада, по-настоящему заинтересовавшаяся народом востока.
— Изволь, дочь рыси. Как я говорил, их корабли плохи. Пехота — тоже. Ее набирают из крестьян. Пехотинцев много, но толку от них почти нет. Это вам не железные фарийские легионы или фаланги моих родных городов.
— Почему же тогда их не завоевали? — спросила северянка.
Трегоран знал ответ на этот вопрос, но ему тоже было интересно услышать мнение атериадца, жителя страны, которая столетиями воевала с восточными соседями.
— Конница, — даже не выговорил, а благоговейно выдохнул Димарох. — На свете просто нет всадников лучше, чем селианцы. Говорят, что их благородные рождаются в седле, в нем живут и в нем же умирают. Никто больше не способен так стрелять на скаку! Один раз в жизни я видел, на что способен селианский всадник, и, поверьте, ни за что не хочу оказаться в армии, противостоящей им. Осадные машины, магия, стрелы с дротиками — все будет бесполезно. Их луки бьют на добрых триста шагов. Селианцы, если это нужно, просто рассыпаются по полю боя, закидывая врагов стрелами и с легкостью избегая прямых стычек. Они могут так сражаться даже не часами, а днями, уводя врагов все дальше и дальше вглубь страны, ослабляя тех и не давая ни мига передышки. Рано или поздно даже самые стойкие падут. Не под градом оперенной смерти, несущейся с высот, так от изнеможения.
— Ты говорил, что у них большая библиотека. Империя сведуща в науках?
— Да, насколько я знаю. У них есть свои инженеры и поэты, врачи и богословы. Тут селианцы ничем не отличаются от нас. Извини, Итриада, — он повернулся к девушке, — но варварами их называют исключительно из-за непонятного языка, они — не дикари. Жители востока даже близко не похожи на обитателей севера, строящих деревянные города и одевающихся в шкуры животных.
Северянка гневно сверкнула глазами и произнесла:
— Мы многого не умеем, но это не делает нас зверьми.
— Конечно. Просто нужно понимать, что Селианская империя — древнее, возможно — древнейшее государство в мире. Мы воевали с ними, когда ни о Фаре, ни о Тимберии, ни о Таверии даже слышно не было.
Эти разговоры позволили немного развеяться и скоротать время. Однако ни на секунду Трегоран не забывал, кто сидит у троицы на хвосте, и маленький отряд нещадно погонял лошадей, стараясь если не увеличить отставание преследователей, то, хотя бы, сохранить дистанцию.
И все же, она сокращалась. Да, Трегоран не мог видеть фарийцев, укрытых чарами, зато замечал отдельных людей, выходивших из-под защиты чародеев, к тому же достаточно точно научился определять место, вокруг которого возводился барьер.
Когда вдалеке замаячил мрачный серый пейзаж Мертвых земель, разрыв сократился до половины дня, и беглецам приходилось то и дело оборачиваться, чтобы проверить — не несется ли за ними галопом десяток всадников. Те не спешили, уверенные в собственной безнаказанности и этим стоило воспользоваться.