Быть зверем
Шрифт:
– Помню, показывали как-то раз вашего Ельцина, который разводил руками и сетовал, что из пяти миллиардов долларов, которые дали в долг его правительству, чиновники за несколько дней украли четыре. Он делал так, – Мигель смеясь встал из-за стола, приподнял плечи, немного развел руки и пробубнил: «Куда делись?». – А еще показывали, как он, будучи пьяным, дирижировал где-то в Европе встречающим его оркестром…
Старик запнулся, сел и тихо произнес:
– Ты извини меня, сынок. Я вовсе не желал обидеть тебя или твою страну.
– Ничего, – успокоил его я. – Просто мне стыдно за его поступки, ведь по нему судили обо всех нас.
Мигель утвердительно кивнул:
– Понимаю. Мы действительно смотрели на него и думали, что все русские алкоголики или бандиты,
– Тогда мы были неопытными, полагая, что хуже его предшественников, коммунистов, никого быть не может. Но когда вороватые люди пытаются вести страну к светлому будущему, единственный путь, который они могут предложить, это воровство. Может, среди них и были поначалу достойные люди, но белая ворона в вороньей стае либо перемазывается в грязи и становится черной, как все, либо пожирается сородичами.
– Везде воруют. – Мигель отставил чашку в сторону. – У нас тоже.
– Но у нас украли целую страну. Несколько человек просто присвоили ее себе.
– Надеюсь, что все у вас будет хорошо, – искренне сказал Мигель и встал из-за стола, – а сейчас мне пора отправляться на работу в клинику.
– Так почему вы спрашивали об ожерелье Ника? – я все же хотел удовлетворить свое любопытство.
– Нефритовые бусы? – Он на мгновение задержался, повернулся ко мне, некоторое время размышляя, говорить или нет, но потом сказал: – Я видел их раньше. В сельве. Их носил один молодой шаман… Он мог видеть то, что сокрыто от глаз обычных людей, и его слова слишком часто оказывались правдой, чтобы относиться к ним с пренебрежением… Сейчас ему должно быть приблизительно столько же лет, как и мне, и я думаю, что тот шаман и старик, которого встретили вы, – один и тот же человек.
Минут через десять после ухода Мигеля я вышел на улицу. Неподалеку от дома, устроившись в тени деревьев, в стареньком кресле-качалке сидел Ник. Он покуривал сигарету и с мрачным видом перелистывал местную газету. Я подошел к нему и спросил:
– Где Мари?
– Пошла с матерью делать покупки, – буркнул он, уткнувшись в газету.
– Как себя чувствуешь?
– Нормально, – раздраженно проворчал он.
– Хочешь побыть один?
– Да, – не отрывая взгляда, ответил он, и я, пожав плечами, повернулся, чтобы уйти.
– Подожди, поговорить надо, – раздосадованно остановил меня он. – Мне две ночи подряд снятся кошмары.
– Не волнуйся. В твоем состоянии это не удивительно, – постарался успокоить его я, присаживаясь рядом на корточки.
– Да нормально я уже себя чувствую. Дело не в этом. – Ник несколько замялся и поправил на шее нефритовое ожерелье, будто оно мешало ему дышать. – Ты только не смейся надо мной. Хорошо?
– Хорошо, – пообещал я.
– С того самого дня, когда произошла эта драка на аллее, мне постоянно снится один и тот же сон. Очень страшный сон, – он снова замешкался, обдумывая, стоит ли посвящать меня в свои сновидения, а затем продолжил: – Ладно. Если говорить коротко, то ко мне является череп Каб-Чанте. То есть не он сам, а сперва мне снится какой-нибудь человек, обязательно индеец в одежде древних майя, или животное – ягуар или олень, и все идет хорошо, но потом вдруг из них начинают извергаться потоки крови, кожа сползает, обнажая мышцы, и изнутри проступает человеческий череп. Он именно такой, как его описывал старый Пабло – резной и усеянный камнями. Он смотрит на меня пустыми глазницами… Они пустые, но я точно знаю, я чувствую, что он видит меня насквозь. Кровь существа, из которого он появляется, заливает его. Он начинает… я не знаю, как это назвать… – Ник снова замолчал. Выглядел он удрученным и подавленным, и я не стал перебивать его, давая ему возможность собраться с духом. – Все это очень пугает меня, но не это главное. Он твердит, что драка на аллее и мой порезанный живот не случайны. Это наказание за мои действия… за непочтительное поведение в храме на пирамиде…
– Что? – спросил я, подбадривая его, потому что он вновь умолк.
– А вот этого я как раз не знаю! – Он поднял на меня глаза, и я увидел, что он по-настоящему напуган. – Он не успевает договорить, потому что каждый раз, когда он начинает говорить, я просыпаюсь в холодном поту.
– Боюсь, Ник, что тогда твоя миссия невыполнима. В следующий раз, когда он выйдет с тобой на связь, так ему и объясни, – я попытался перевести наш разговор на шутку, чтобы он стал относиться к своим сновидениям с долей иронии, но это не сработало.
Ник хмуро взглянул на меня.
– Зря ты так. Неспроста все это, – он был на редкость серьезен и напряжен. – Вещие это сны.
– Ты не волнуйся, Ник. У тебя было серьезное ранение, и, возможно, это его последствия.
– Я же сказал, что все хорошо. – Ник задрал рубашку, оголяя живот. – Мигель даже разрешил не перевязывать его. Говорит, так быстрее заживет.
Мне пришлось с ним согласиться. Шрам шел через весь живот, но выглядел уже довольно сносно.
– Мигель сказал, что, если будет заживать такими темпами, он швы мне снимет уже через пару дней.
– Хорошо, – кивнул я.
Рассказывать ему о разговоре с Мигелем о нефритовом ожерелье и молодом шамане, который его когда-то носил, я не стал, решив, что Ник, напуганный своими снами, может начать проводить какие-то ненужные параллели между легендой, шаманом и подаренным им ожерельем. В том, что старый индеец-официант и молодой шаман из юности Мигеля были одним и тем же человеком, я почему-то не сомневался. Может, мне просто хотелось так думать, тем самым становясь частью некой запутанной и весьма экзотической истории, может быть, это была просто интуиция…
Мигель, как и обещал, снял швы спустя два дня. Ник чувствовал себя хорошо, будто ничего и не произошло с ним несколько дней назад. Можно было только позавидовать его отменному здоровью. Диего с Мари посвящали нам все свое свободное время, показывали город, и, зная наш интерес к древней культуре своей страны, первым делом отвезли в Мусео-де-Эстелас-Майяс – городской музей, где мы смогли насладиться зрелищем не только реликвий индейской культуры, но и осмотреть коллекции колониального искусства, испанского оружия и не менее любопытные трофеи, захваченные и пиратами, и у пиратов. Диего с Мари осматривали музейные экспозиции с не меньшим интересом, чем мы, хотя я думал, что они начнут скучать уже через полчаса. Программа, задуманная ими, была столь насыщенна, что за два дня они смогли показать нам все кампечийские достопримечательности, и теперь мы знали их город как свои пять пальцев. Иногда к нам присоединялись друзья Диего, и большой, шумной компанией мы отправлялись на пляж или в один из ночных клубов, где беззаботно проводили время, радуясь мексиканской жизни изнутри. Это было замечательно, поскольку человек никогда не сможет узнать чужую страну и понять ее, если не постарается посмотреть на окружающий мир глазами ее жителей, пожить их жизнью и окунуться в мир их радостей и проблем.
Друзья Диего, как и он сам, были людьми небогатыми и не могли позволить себе многого, но с радостью отправлялись вместе с нами, чтобы посидеть за кружкой пива, поболтать и потанцевать. Да и мы не могли отказать себе в удовольствии потанцевать с мексиканскими девушками. Как же они танцуют! Я до сих пор не понимаю, что происходит и какие такие витамины начинают выделяться в мужской голове, когда рядом с ним танцует мексиканка. Самый убогий и трижды косолапый мужик начинает чувствовать себя лучшим танцором и величайшим мачо в мире. Какой бы сколиоз ни мучил его веками и сколько бы врачей ни билось над его искривленным позвоночником, достаточно одного танца с мексиканкой, чтобы его плечи гордо расправились, а позвоночник вытянулся в струну.