Бытие
Шрифт:
Хорошо.
Теперь прижмись к окну.
Посмотри на буй.
Не мигай правым глазом.
Бин мешкал лишь мгновение, прежде чем послушаться. Его влекла любознательность.
Вначале он увидел только цилиндры и надписи на них – в основном на английском; слишком сложные для него, плохо владеющего языком. Бин видел также многочисленные отверстия, линзы и приспособления. Некоторые из них могли брать пробы воздуха или воды; это была часть всемирной системы, определяющей погоду в сложных условиях стресса. С другой стороны плавучей платформы он увидел щупальце робота-змеи, подключающееся к какой-то базе данных.
Хорошо… так что мы стараемся…
Он остановился и в удивлении едва не отпрянул, потому что картинка внезапно приблизилась, теперь перед ним была только часть одного из цилиндров. Конечно, в приближении и увеличении не было ничего нового. Но с его собственными глазами такое происходило впервые.
Бин старался оставаться неподвижным. Очевидно, имплантат манипулировал его хрусталиками и руководил окружающими их мышцами, чтобы сфокусировать глаз. Бин подавил ощущение беспомощности.
Разве моя жизнь когда-нибудь принадлежала мне?
Увеличивая и прослеживая, он вскоре сосредоточился на одной блестящей линзе, которой буй, должно быть, день и ночь смотрел на море то бурное, то спокойное, терпеливо накапливая данные для грандиозной и постоянно растущей модели земной погоды. Вдруг эта линза заполнила все поле зрения правого глаза Бина… и он закрыл левый глаз, чтобы ни на что не отвлекаться. От его вселенной. От единственного диска оптического кристалла…
…который неожиданно вспыхнул синевато-зеленым цветом! Ошеломленный Бин понял, что цвет исходит из его собственного глаза – льется наружу, преодолевает расстояние и устанавливает связь…
Я не знал, что имплантат способен на такое.
Сомневаюсь, что даже доктор Нгуен знает.
Потребовалась вся его стойкость, все мужество, чтобы не отдернуть голову и не мигать.
Почти внутри.
Но не совсем.
Кажется, что…
Плавучие иероглифы оставались вне зоны действия, но каким-то образом их можно было читать. Они нетерпеливо дрожали.
Ты должен прижать глаз
к окну.
Бин отпрянул. Мысль об этом вызывала отвращение.
Пэнь Сянбин, ты должен.
Пожалуйста, сделай это,
или все погибло.
Из его горла рвался глухой стон, и Бин едва сумел его подавить, одновременно ощутив, как все сжалось в животе. Стиснув зубы, Бин думал только о том, что нужно преодолеть животный инстинкт, полученный от очень далеких предков, впервые выбравшихся из моря. Непобедимый порыв, требующий бежать от боли, опасности, страха, – и ему противостоял приказ куда более молодой части мозга. Идти вперед.
Раздвигая веки двумя пальцами правой руки, Бин негромко застонал и прижал голову к окну так плотно, что глаз почти соприкоснулся со стеклом.
Как плохо.
Хорошо.
Не так сильно.
Не отстраняйся.
Держись.
Не отстраняйся.
Он не отстранялся, между его глазами и линзой буя мельтешили зеленоватые вспышки… сверкающие изображения устремились в его правый глаз, как водопад рикошетирующих игл. Мгновение его сбитая с толку сетчатка словно бы смотрела сама на себя, на сгусток кровеносных сосудов и чувствительных клеток. Он испугался бесконечного – бездонного – отражения Пэня Сянбина; в зеркале он никогда не видел себя таким обнаженным и открытым.
А тем временем другая часть сознания отчужденно удивлялась: «Откуда я знаю, что такое «сетчатка»? Может, и память больше не принадлежит мне?»
Хуже. Змей будто уловил – что-то происходит, и Бину стало гораздо хуже. Дрожь усилилась, из пасти змея вырвался низкий стон и отозвался дрожью в его внутренностях. Бин в ответ сильнее сжал руку и примкнул к окну.
Ощущение времени исчезло, растворившись в боли. Маленькое окно было словно охвачено огнем. Бин ногами, руками, спиной боролся с желанием отпрянуть, и его подсознание казалось наиболее разумным. Он словно пытался скормить свой глаз чудовищу.
Затем…
Черные плавучие буквы вернулись, но он не мог прочесть эти расплывающиеся очертания. Они сгруппировались вокруг центра зрачка, отталкивали одна другую, требуя внимания, мешали сосредоточиться. Бин громко всхлипнул, и в этот момент зеленое свечение начало меркнуть.
– Знаю! Я… пытаюсь держаться.
Наконец иероглифы слились в один, занявший все поле зрения.
ХВАТИТ.
Потребовалось несколько секунд, чтобы он понял. Затем со стоном, заполнившим крохотное помещение, Бин позволил себе отпрянуть. И с дрожью упал на пассажирское сиденье.
Прошло около минуты. Он потер левый глаз, убирая слезы. Правый, казалось, полиловел и с трудом открывался. Но Бин не ослеп, поле зрения заполняли искры и какие-то полуоформившиеся пятна. Те, что никогда не оказываются в фокусе, но словно намекают на ужасы за границами реальности.
Смутные фигуры медленно обретали очертания.
– Оставьте меня в покое! – умолял он. Но невозможно спастись от сообщений, возникающих в вашем глазу. Разве что вырвать его. Какая соблазнительная мысль!
Но пока Бин проклинал технический прогресс, сформировались отчетливые знаки. Небывало яркие по краям. И кое-что изменилось, например каллиграфия. Не только – еще личность, характер.
Пэнь Сянбин, я представляю сообщество – «умную толпу» – с участниками по всему миру.
Мы смогли установить связь с твоим вспомогательным ир.
Итак… чего бы там ни было изначально запрограммировано в этом устройстве – возможно, так было задумано доктором Нгуеном или его соперники сумели вложить в глаз Бина что-то более сложное, – какая бы фракция ни предоставила исходную программу, заставившую его прижать глаз к стеклу, она теперь заменена. Какая-то другая группа захватила канал связи и использует чип.