Бюджетный отдых
Шрифт:
Ум у Евы не такой, как у Ясны. Все занятия, которые требуют терпения и времени, ей претят. Читать она путём так и не научилась.
А зачем, скажите пожалуйста, красивой женщине ум?
Вот считает она очень хорошо. И врёт. Не фантазирует, а именно - врёт. Да так качественно, что только позавидовать можно.
Еве повезло. Она не боится пасмурной погоды в деревне, и уехала с кузиной на свежие яйца, молоко, клубнику и густой деревенский воздух к другой бабушке. И Алиса - это моя дочь - осталась без рук. Это Ева быстро меняла памперсы, прибиралась, купала малышню, наводила какао с печеньками, играла, успокаивала и выполняла всю работу по дому в Питере. Ещё и в школу с двумя языками успевала, и в театральную студию.
И я её понимаю, и рада за неё...
Алиса
Моя дочь от первого брака.
Светлейший аналитический ум, медицинское образование и тонкую красоту тургеневской барышни она положила на Алтарь Материнства и Православия. Пока орут дети - она читает псалмы.
Она спокойна, как удав. И имеет - как у удава!
– железную хватку. Если Алиса чего захочет, она выдавит это из жизни, как пасту из тюбика. Но любимое её занятие - манипулирование людьми, осталось в недалёком прошлом.
Так как мной манипулировать трудно, то у нас периодически возникают стычки. Только теперь после каждой стычки она - как прилежная христианка - опустив глаза, произносит: «Прости меня, пожалуйста!».
Ночные часы, положенные для отдыха, она отводит богоугодному чтению, а полдня дрыхнет, как обкуренный таракан.
И я её понимаю. Она ищет свой Путь.
Правда, прежде сводила к знакомому доктору...
* * *
Приходится жить на работе, но это имеет и положительную сторону: увольнение продавцов увеличило продажи и сократило расходы.
Магазин спасает меня от неврозов. На «оккупированной территории» остаётся только бедный Бред.
Вечером, уставшие, мы возвращаемся в разорённое - такое уютное недавно!
– гнёздышко. На правах хозяев и из родительской любви мы убираем, затем - готовим, затем - кормим, затем... Падаем в единственной оставшейся нетронутой комнате.
В результате долгих переговоров я отстояла право суверенности личного пространства. Остальная территория квартиры подвергается ежедневно Мамаеву нашествию.
Бред стал писать с завидной периодичностью. Как по расписанию. Выводи его или нет
– у него всегда в запасе есть лужица, которую он может плеснуть в ответ «оккупантам». И я его понимаю. Хотя и не разделяю подобные методы.
Потом у дочки заболел зуб. У неё всегда болят зубы, когда они у нас в гостях. Мои знакомые даже называют её «Зубная Фея», ну почему зубная - и так ясно, а почему фея? Потому что она такая тоненькая и прозрачная, какими бывают только феи. Но если сказочная фея нарожает столько детей, то у неё тоже разрушатся зубы, даже если они - волшебные. Особенно если она - фея Пистимея, которая соблюдает все посты культа.
Сначала зуб пытались бюджетно лечить по провинциальному блату в социальной поликлинике с помощью мышьяка. Мышьяк и безалаберность прикончили зуб вконец.
Скупой платит дважды, а в нашем случае - трижды. Платный доктор попробовал полечить его за деньги, но лечить было уже нечего, и зуб - и опять за деньги!
– удалили. Естественно, щека распухла!
Вы представить себе не можете, как болит душа за такую тоненькую, маленькую, измученную малышами, бытовой неустроенностью, милую белокурую девочку, которая взвалила на себя тяжёлую ношу и теперь ищет спасения у Бога. Потому, что муж - «четвертый здоровенный ребёнок»; потому, что она запуталась во взрослой и такой непростой жизни; потому, что финансовый кризис ограничил мою помощь, а она не знает что делать; потому, что дети ещё очень маленькие...
Она бы с удовольствием - на правах обыкновенной женщины - рожала бы детей, которых не рожают женщины-карьеристки. Но, имея троих в двадцать восемь, она понимает, что дети - это не милые пупсики. Им нужно отдавать всю себя, всю оставшуюся жизнь. И она осознаёт: в каком опасном обществе мы живём в это тёмное время. Изо всех сил, которые доступны ей, она тянется к Свету.
Я сейчас плачу. Потому что прекрасно понимаю все обстоятельства, но не в моей власти что-либо изменить. Мы можем ссориться, мириться, тесниться, спорить, но мы - родные люди. Мы - семья. И всегда будем помогать друг другу.
Всё! Нос вытерла. Продолжаем дальше...
Я вижу её опухшую щеку.
– Девочка моя! Иди ко мне. Я тебя пожалею, - говорю я как маленькой, Алисе.
И она обнимает меня, и плачет от боли и усталости. Я целую щеку и продолжаю:
– У кошки - заболи, у собаки - заболи, у Алисы - подживи!
– Мама! Прекрати эти свои языческие ритуалы! И ко мне, и к моим детям их не применяй!
– злится дочка.
Да-с...
Поскольку Алисе назначили несовместимые с кормлением грудью антибиотики, то пришлось отучать Сеньку ещё и от груди. Ночного ора добавилось. Но языческий способ - «горчица на грудь и куриные сочные котлетки» - быстро всё расставили по местам.
Я устала и больше не спорю. Зачем?
У неё - своя жизнь, у внучат тоже будут свои...
Я не могу вложить им свой ум и мудрость, не могу что-то сделать за них. Но я всегда буду внимательно следить со стороны за тем, «чем они дышат».
Работу и кредитное бремя никто не отменял. Но если я заболею - читай: выключусь, то за сезон мы ничего не заработаем, и придётся продавать квартиру. Я же - не Греция. Со мной церемониться никто не будет.
Я уже начала чувствовать первые ласточки отключения жизнеобеспечения. Чаще стали приходить бессонные ночи и нервные срывы. Но-шпу и аспирин разбавили снотворные.
И мне стало страшно...
Мне стало стыдно за то, что я - такая слабая дрянь: не могу выдержать простые человеческие нагрузки.