Бывальщина пограничника Гривы
Шрифт:
— Что, нападение?
— Конечно, нет. Это с потолка упал камушек, товарищ…
— Я тоже могу бахнуть. Назад!
Плотогоны отпрянули.
Громыко поднял фонарик, сурово предупредил:
— Чтобы больше ни один камень не упал с потолка. Ясно? Иначе срежу первой же пулей. Вопросов нет?
— Есть, товарищ.
— Подавай.
— С вами поговорить можно? — начал Левко. — Мы хотим миром поговорить…
— Я на посту. Разговаривать с дежурным не разрешается. Но жалобы выслушаю.
— Возьмите себе, товарищ, из того мешочка денег сколько хотите и идите отсюда. Согласны?
— Не понимаю. Что вы сказали?
Громыко осветил лицо Левка. «Плотогон» обеими руками оперся о колени, его выкатившиеся глаза впились в пограничника.
В пещере залегла напряженная тишина.
— Деньг–ги–и, деньги! Тысячи-и! — змеем шипел Левко. — Согласны?
— До утра еще далеко. Подумаю!
— Мы не хотим ждать! — воскликнул Левко.
— Не хотим! — эхом откликнулись «плотогоны».
Их руки снова потянулись к камням. Видать, догадались, что имеют дело только с одним пограничником. Громыко поправил пустой автомат, обнадеживающе ответил:
— Подумаю.
Задержанные со значением переглянулись. Громыко отошел, погасил фонарик. Где–то сверкнул далекий сполох молнии. Пограничник увидел — выход из пещеры до половины засыпан камнями. Он протянул руку на улицу, наполнил горсть дождевой водой, умыл глаза, лицо. Потом нащупал рюкзак. Пальцы почувствовали, что за прорезиненной тканью лежат какие–то плитки, похожие на пачки галет. Пограничнику непреодолимо захотелось есть. И он не удержался от искушения, развязал рюкзак, вынул одну пачку. Пачка оказалась слишком твердой. Громыко понюхал ее, лизнул языком и сплюнул.
— Вот гады, — выругался шепотом. — Тол! Куда же они его несли? К мосту или в железнодорожный туннель?..
Громыко еще раз послал руку в рюкзак и чуть не ахнул. Пальцы коснулись новехоньких хрустящих бумажек. «Деньги…» Хотел присветить, но батарейка в фонарике села.
С пещеры ревели «плотогоны»:
— Согласен или нет?! Не хотим до утра!
Громыко прилег за выступом валуна и приготовился к бою. В глубине пещеры хищно поблескивали огоньки. «Плотогоны» больше не требовали согласия. Они действовали. Подожгли сухие листья; едкий дым с запахом гнилья пополз на Громыко. У него заслезились глаза.
— Что вы там жжете? — сурово спросил пограничник.
— Да… тут у одного штаны тлеют, — ехидно ответил из глубины Левко. — Мы уже гасим…
На самом деле «плотогоны» все ближе и ближе подгребали к нему тлеющую листву. «Вот гады. Решили выкурить меня…» Громыко снял картуз, закрыл им рот и пополз к выходу. Только он примостился у отверстия, на него полетело несколько камней. Потом зашлепали постолы [6] задержанных.
— Назад! — скомандовал Громыко и дважды выстрелил из пистолета в потолок. — Кто сделает еще хоть шаг, убью!
6
Постолы — мягкая крестьянская обувь из цельного куска кожи без пришивной подошвы, которую обычно носили с портянками, привязывая к ногам веревками (волоками); то же, что и лычаки — плетенная из лыка или иного материала крестьянская обувь, которую носили с портянками, привязывая к ноге веревками.
В пещере заколебались.
— Товарищ, мы задыхаемся! — послышался жалостливый голос.
— Тушите огонь!
— Тушим. Но вы надумались или нет?
— Согласен.
— Тогда пустите нас. Еще не поздно.
— Пусть посветлеет. Посмотрю, что у вас за деньги, тогда… Может, там доллары? Что я с ними буду делать?
Задержанные притушили огонь, но в глубь пещеры не вернулись. Они жадно дышали свежим воздухом.
Легонький ветерок стряхивал капли з деревьев, разгонял облака. Засинело небо. Заиграла вокруг густая зелень. Защебетали утренние птицы. Неожиданно послышались приглушенные голоса.
Говорили, топали, шелестели где–то недалеко.
Ни присмотреться, ни хотя бы оглянуться Громыко не мог. На расстоянии двух метров в пещере лежали «плотогоны». Они в любое мгновение могли вскочить на ноги, дико кинуться на него, смять и разбежаться…
А голоса звучали все громче, приближались.
Их услышали задержанные и постепенно подползли к выходу. Еще шаг, еще два, и они… В пистолете четыре патрона. Не промахнется ли он? Громыко поднял пистолет… Но что это? Решительные лица «плотогонов» мгновенно посерели, злые волчьи глаза погасли… Левко съежился, втянул голову в плечи. В это мгновение за плечами Громыко с грохотом покатился камень, и к проходу в подземелье друг за другом спрыгнули Варивода, Роданов. Тольки тогда Громыко оглянулся, увидел начальника заставы, встал и доложил:
— Группа задержанных в количестве четырех человек, рюкзак со взрывчаткой, деньгами, пистолет — все в целости. Разрешите покинуть пост?
— Разрешаю, товарищ Громыко.
«Плотогонов» привели на заставу. По дороге пограничники нашли мертвого «ворона». Стремительное течение выбросило его на берег.
ШУСТРЫЙ ИЛЮХА
Небольшой мальчишка — с вихрастыми волосами, торчащими из–под старенькой шляпы, в поношенном кептарике с деревянными застежками вместо пуговиц, в красных штанцах в «дудочку» и самодельных легоньких постолах — несмело подошел к заставе. Гордею Гриве как–то сразу понравился этот гуцуленок.
К заставе ежедневно прибегало много мальчишек, но то были по большей части крикуны, непоседы. Илья же мог часами стоять невдалеке от зеленого грибка часового и, сомкнув припухшие губы и нахмурив пшеничные бровки, любоваться его винтовкой или автоматом, серебреными шпорами всадников, их ретивыми конями. Он переступал с ноги на ногу, поправлял шляпу на непослушной шевелюре, и тогда на его расшитом ремешке покачивалась медная цепочка от ножика. Ремень, как и ножик с цепочкой, — подарки неня.
Неньо Ильи вместе с пограничниками ставит коло заставы высокую наблюдательную вышку. Засмотрелся Илья на вышку и представляет себя на ней караульным великого государства. Илья знает, что с той вышки можно увидеть аж четыре страны — Чехословакию, Венгрию, Румынию и любимый край — Украину. А если посмотреть через маршальский бинокль?! Что тогда! Илья увидел бы? Ого–го!
Может, сегодня Илья и побывал бы на вышке, где дыхание перехватывает от высоты. Вон видишь, как сочувственно смотрит на него Гордей Грива… Если бы с заставы не вышел начальник лесоучастка, друг отца Ильи. Неуклюжий, як медведь, с длинными усами, он остановился перед мальчишкой, повеял густыми, будто травостой, бровями и спросил: